— Он много проигрывает, — сказал Тихменёв. — Еще не просил у вас в долг? Если у меня попросит, я скажу, что у меня нет денег. Бесполезно игрокам что-то давать — все равно все продуют, а Достоевский — игрок.
— Конечно, Платон Афанасьевич, вы вправе распоряжаться своими деньгами, как вам угодно, — ответил Гончаров с иронией, и Михаил понял, что Ивану Александровичу не понравилось, с какой бесцеремонностью редактор рассуждал о его коллеге. — Как ваше дело, из-за которого вы задержались в Бадене?
— Дело? — недовольно переспросил Тихменёв.
— Ну, то спорное наследство, о котором вы рассказывали. Наталья Денисовна так и не идет на уступки?
Платон Афанасьевич нахмурился. Михаил впервые слышал о каком-то спорном наследстве, к которому имела отношение жена генерала Меркулова, и невольно заинтересовался.
— Уступки, уступки, — пробурчал Тихменёв, — какие еще уступки, когда моя жена законная наследница? Но Наталья Денисовна вбила себе в голову, что имение должно отойти ей.
— Хм, уже имение? В прошлый раз вы уверяли, что речь идет о голом клочке земли.
— Так и есть, — досадуя, ответил редактор. — Клочок земли с маленьким господским домом. Зачем он понадобился Наталье Денисовне — бог весть. После смерти брата она стала богатой наследницей и никогда ни в чем не нуждалась…
— Хорошо, наверное, быть богатым, — заметил Иван Александрович. — Я-то уже старик, живу весьма ограниченными средствами, в обрез…
Михаил, который как раз жил ограниченными средствами в обрез, многое мог сказать знаменитому писателю, поселившемуся в лучшем отеле Баден-Бадена и покупающему своей собачке золотые ошейники. Но молодой человек предпочел промолчать, потому что кое-что вспомнил — как, к примеру, Тихменёв будто бы по ошибке привел его на вокзал к приходу поезда, на котором ехали Меркуловы, как позже редактор отирался возле генерала и его супруги, как, наконец, Платон Афанасьевич то и дело стремился подольститься к Наталье Денисовне — даже Михаил заметил эти попытки, хотя его внимание было почти полностью поглощено очаровательной Анастасией. «Помнится, графиня Вильде сказала, что я ненаблюдателен. Нет, я наблюдателен, только выводы не делаю или делаю не те… Впрочем, кто мог предположить, что Тихменёв нарочно задержался в Бадене, потому что рассчитывал договориться с Натальей Денисовной… Он же мне никогда ни о чем подобном не говорил! Вообще говорил о чем угодно, кроме того, что его жена получила какое-то наследство…»
— Мы, пишущие люди, никогда не имеем больших денег, — с горечью сказал Тихменёв в ответ на слова Ивана Александровича. — Тургенева в расчет не берем — если бы он жил только на доходы со своей литературной деятельности, ему хватило бы разве что на скворечник в Бадене, а не на собственный дом…
Гончарова развеселила шпилька в адрес извечного соперника, и он окончательно размазал отсутствующего Ивана Сергеевича, заявив, что тот только удачно притворяется великим писателем, а на самом деле со времен «Записок охотника» ничего выдающегося не создал.
— Ему надо было придерживаться малой формы, — продолжал Иван Александрович, — а он стал вместо того писать романы, которые ему решительно не удаются…
Тихменёв горячо поддержал его, несмотря на то, что когда-то долго излагал Михаилу достоинства и недостатки романов Тургенева и закончил словами, что достоинств все же гораздо больше. Михаил затосковал, представив, что ему придется до конца разговора выслушивать обличительные речи в адрес Ивана Сергеевича, но, к его удивлению, не прошло и минуты, как Платон Афанасьевич ловко сменил тему, спросив, какие у Гончарова планы.
— Да какие могут быть планы в моем возрасте? — с некоторой досадой ответил Иван Александрович. — Лечусь, гуляю, иногда захожу в казино, чтобы клюнуть золотой…
— Разбиваете дамские сердца, — подсказал Тихменёв с усмешкой.
— Куда мне! Ну, пробовал тут приударить за одной… хорошенькой… Которая цветы возле казино продает. Да она куда-то делась, вчера вместо нее уже другая стояла.
Михаил весь обратился в слух, но, к его разочарованию, Гончаров больше не сказал о Софи ни слова, а Тихменёв заговорил о том, что, если Иван Александрович напишет что-нибудь — неважно что, — редактор будет счастлив напечатать его творение.
— Я сейчас ничего не пишу, — коротко ответил Гончаров, но при этом бросил взгляд на свое бюро, и Михаил понял, что он лжет.
Однако вовсе не это волновало Авилова сейчас. Слова Ивана Александровича о Софи заставили Михаила задуматься. Раньше он смотрел на жертву как на обычную цветочницу, теперь же выходило, что она вела себя, как доступная женщина. «Уж не из-за этого ли ее убили? — подумал Михаил, охваченный той особой сыщицкой лихорадкой, которой болеет лишь дилетант, впервые ведущий следствие. — Судя по всему, Тихменёв тоже за ней ухаживал; интересно, что он может о ней рассказать? Как бы выведать у него, что ему о ней известно…»
Он так увлекся своими мыслями, что едва не пропустил момент, когда редактор откланялся, собираясь уходить. Попрощавшись с Гончаровым, Михаил быстро вышел следом за Платоном Афанасьевичем.