– Что ж… – пожалуй, ты неплохо поработал, а я ошибался относительно тебя, – сказал Президент. – Жду тебя завтра в девять утра в летающем городе, в тронном зале золотого дворца. Нам необходимо во всём разобраться.
– А что делать с ними? – Мобиус показал на Верховную и Старого Пня. – Не хотелось бы оставлять посреди Бякандии этот некрасивый памятник злодейству.
Офталамус устремил взор на жениха с невестой, и его зрачки зажглись пурпурным огнём. Существа ахнули, когда заметили, что Верховная зашевелилась. Ожив, колдунья вела себя поначалу кротко: смотрела на Офталамуса как кролик на удава. Старый Пень тоже встрепенулся и сразу же встал между Верховной и Офталамусом, загораживая её от опасности.
– По законам Чёрных Холмов существо, применившее запрещённую магию на убийство, отправляется на теневую сторону Холмов, на озеро Бримхрюмтрындрынклумов, чтобы пройти там курс исправления, – сказал Офталамус. – Злыдни любят порыбачить. По утрам, сидя в тумане на берегу озера, они ловят в мутной воде бримхрюмтрындрынклумов, а узники сидят рядом и насаживают им чугунных червяков на волосяные лески. Срок заключения – пять тысяч земных лет, но если волосяная леска вдруг порвётся, наказание продлевается ещё на год. Сказать по правде, возвращаются немногие.
Верховная, глядя на Офталамуса, молчала и хлопала тяжёлыми веками, не в силах осознать происходящее.
– О, Безответная, я отправлюсь с тобой вместе. О, как я рад! Я так счастлив, что на мне распускаются листья! – заскрипел Старый Пень.
– Чему ты радуешься, старый дурень? – опомнилась колдунья.
– Я безмерно рад этой вечной ссылке в заоблачную страну, потому что только теперь я смогу быть рядом с тобой каждую минуту.
Верховная усмехнулась.
– Полюбуйтесь, мой рабский суп всё-таки действует. Старый Пень и съел-то всего поварёшку, да и суп был недоварен, а каков результат! Он предан мне безгранично. Один лишь Мобиус виноват в том, что мой план провалился. Но знайте: когда-нибудь я ещё стану царицей мира.
– Вилли, но ведь Старый Пень и раньше был предан Верховной безгранично, даже в прошлом году, помнишь? – с сомнением прошептала Аля. – Выходит, она уже давно кормит его рабским супом?
– Ух, почему бы и нет? – отозвался Вилли. – Но потом хорошенько подумал и пробубнил:
– Суп тут ни при чём. Тут замешана любовь. Я думаю, он и без супа всегда её любил.
Бяка хотела возразить, что любить злую колдунью совершенно не за что, но вдруг золотые ворота распахнулись настежь, и неведомая сила стала затягивать Верховную и Старого Пня внутрь. Вскоре парочка исчезла в глубине дворца.
– Что ж, мне пора улетать, – сказал Офталамус. – Приятно было повидать вас всех, давненько не бывал я в Бякандии. – Злыдень поднялся по золотой лестнице, а затем… исчез вместе с дворцом. Исчезли и ворота и купола, – всё видимое мигом растворилось в воздухе, словно на дворец набросили безразмерную шапку-невидимку.
– Эй, вы что тут застыли как громом поражённые? – раздался жизнерадостный писк за спиной Али.
Аля оглянулась. День сюрпризов, да и только!
Вот что увидела бяка: прямо к ней на всех парах мчался волшебный самоезд, за рулём которого находился Мишель. Рядом с ним сидел Вик Зельдин, а на заднем сиденье фефёлы – Тамара и Тереза.
– Кого тут спасти? Что наколдовать? Существа, я излечился от тридесятой грусти! Я заразился, когда сунул голову в Тридесятое Царство – хотел посмотреть, нет ли там Лешего. Но теперь я снова с вами, и вам нечего больше бояться! – бойко пищал Мишель.
– Ух, с этого мышонка как с гуся вода, – Вилли широко заулыбался.
– Раньше надо было колдовать и спасать, – строго сказала Аля. – Ты опоздал. Добро опять победило, и снова без твоего участия.
– Очень жаль, – ничуть не огорчившись, отозвался Мишель. – Ладно, повоюем в следующий раз. Зато у меня отличные новости: Леший с Добрыднем живы и скоро вернутся в Бякандию!
– Как здорово! – воскликнула Аля.
– Леший прислал мне сообщение на бякобук. Он сказал, что они заблудились в Тридесятом Царстве и долго не могли найти дорогу назад, даже стали забывать свой дом, а это крайне опасно – можно и навсегда там остаться. Но потом вдруг появился малыш Анци – забавный, лопоухий и громкоголосый. Он-то и вывел их на нужную тропу. Теперь их возвращение – дело двух-трёх дней.
– Я так обрадовался, – продолжал Мишель, что тридесятую грусть как рукой сняло. Тогда я помыл самоезд и поспешил к вам на выручку, а как только сел за руль, ко мне в машину запрыгнули фефёлы. Ну а по пути я ещё и этого гражданина подхватил, он на обочине голосовал, – Мишель показал на Вика Зельдина, сидящего рядом с невозмутимым видом.
К самоезду подошёл Мобиус.
– Привет, дружище! – поприветствовал Мобиус Вика Зельдина.
– Мобиус! Сто лет не виделись! Какими судьбами? – обрадовался Зельдин. – Что ты здесь делаешь?
– У нас тут праздник!
– Какой ещё праздник? Что празднуем?
– О, это совершенно неважно, – сказал Мобиус. – Главное – что все существа в лесу радуются и хотят праздника. Ура! Внимание, я назначаю праздник! Праздник называется Самый Лучший День. Так давайте же праздновать!