Тайны Чудесного леса. Пушистый ёж

Герман начал вспоминать, что совсем маленьким слышал об этой традиции, а теперь еще и история появления праздника яблок, рассказанная мистером Гриббом, и вся картина рисующая перед ним традицию сложилась перед ним воедино. А традиция эта заключалась в следующем: пока ежихи готовились к празднику, ежи шли в рощу яблонь, ту самую, где на мистера Бона когда-то свалилось яблоко. А дальше все было просто: ежи ходили по роще в ожидании первого упавшего яблока, и тот на кого это яблоко упадет, весь следующий год будет избранным судьбой счастливчиком, все его мечты в этот год должны сбыться, все за что он не возьмется – делается лучше и быстрее. Но на деле чаще все было наоборот – последний поцелованный фортуной, вернее помеченный яблоком, мистер Левин, сперва пропустил сам праздник, валяясь дома с перемотанной головой, а весь оставшийся год вообще чудил не переставая: то забудет как его зовут, то домой идет – заблудится, то вообразит, что он белка – сунет орех за щеку и бегом на дерево, хорошо хоть вовремя помощь прибывала, растянут ткань и бегают, ждут, когда новоиспеченная белка свалится, чтобы ее поймать. Благо, что яблоко из мистера Бона, прекрасного врача не вышибло, он то и вылечил бедолагу. С тех пор все думать стали, да вспоминать какого сорта и цвета фрукт на мистера Левина свалился, до сих пор высчитать пытаются кому какое яблоко, что принесло.

Мама тем временем продолжала возмущаться.

– Я не хочу, чтобы наши ежата по деревьям скакали и орехи грызли, думая, что они белки, – говорила мама.

– Не волнуйся, дорогая, я обо всем позаботился, – с этими словами папа взял у мамы поварешку и треснул себя по шляпе, которая от глухого удара, лишь слегка съехала на глаза.

– Более того, – продолжил он. – Я не собираюсь принимать участие в этой бестолковой традиции, а уж тем более подвергать опасности ежат. Мы просто сходим да посмотрим со стороны.

Мама ничего не ответила, но судя по поднявшимся бровям, ответ ее удовлетворил, и она вновь принялась за приготовления пирога. Папа снова позвал ежат, которые тут же окружили его. Водрузив каждому ежонку на голову шляпу, он тут же скомандовал: "Вперед!", и ежата, возмущаясь дурацкой шляпе, последовали за отцом.

Тем временем на другом краю деревни, если не сказать за ее пределами, в домике с красной крышей, похожим на гриб, проходил самый отчаянный спор, который только мог быть между ежом и червяком. Харитон, узнав про праздник, ужасно сильно хотел на нем побывать, а мистер Грибб так же сильно этого не хотел. Ни одна из спорящих сторон не желала уступать, в ход шло все, что попадалось одному под лапу, другому под хвост – раздражение, обиды, гнев, отчаяние, слезы, сопли, жалость, сетование на несчастную ползучую жизнь без всякой радости, а уж тем более без каких либо праздников.

После долгих уговоров, убеждений, мольб, Харитону все же удалось склонить несгибаемого мистера Грибба к принятию решения в свою пользу.

– Хорошо! – сдался учитель. – Но ты будешь сидеть в моем нагрудном кармане и не высовываться на протяжении всего праздника! Смотреть будешь через небольшую дырочку, что я тебе сделаю, и это все! Мы договорились?! – сурово спросил он.

– Ты продырявишь свой карман ради меня? – с мокрыми глазами спросил червяк.

– Да, – резко ответил еж.

– Такого для меня еще никто не делал, – червяк прижался к ежу, мило потеревшись щекой об его живот. – Дай лапу дружище, – призвал он ежа. Мистер Грибб подставил ему лапу, по которой червяк треснул своим хвостом, и без лишних напоминаний залез в нагрудный карман, прильнув к тут же специально проделанному для него обзорному отверстию. Каждый выполнил свою часть уговора, спор был разрешен. Ежик захлопнул дверь своего дома и направился на яблочную рощу, где по традиции собирались все ежи деревни.

Отвечая на нескончаемые вопросы любопытного червяка о традиции и о празднике, мистер Грибб не заметил как дошел до рощи.

– Сиди тихо, а не то пересажу в задний карман штанов и найду пенек поудобнее, чтобы присесть, – прошептал еж в карман. Харитон послушно замолчал и замер, так что мистеру Гриббу приходилось постоянно щупать свой карман, боясь, что тот опустеет.