Тайны, догадки, прозрения

Звонок — порция сухарей; собака ест. Еще звонок — еще порция сухарей. Потом звонок — и никаких сухарей. Но животное, как и в прежние разы, тянется к кормушке, на ходу глотая слюнки. Условный рефлекс на звонок выработан.

Все шло как обычно в таких опытах в течение двух лет. А на третий год случилось неожиданное: вместо сухарей в кормушку положили мясо.

Разумеется, собака набрасывается на мясо? Ничуть не бывало. Собака идет к кормушке, наклоняется над едой и… отворачивается, тревожно поднимает голову.

Что такое? — спрашивает она.

Действительно, что такое? Все компоненты классической рефлекторной дуги налицо — звонок, выделение слюны, движение к кормушке; акт еды, однако, не последовал. Как будто кто-то обманул ожидания животного, на основании двухлетнего опыта сформировавшиеся в мозгу: раз звонок, значит, за ним должны быть поданы именно сухари, а не лишь бы какая пища. И хотя мясо далеко не «лишь бы какая», а гораздо более вкусная еда, но ведь не его ждала собака. И собачий мозг «насторожился» — замена продукта питания не вызвала доверия.

Настороженность как будто вполне понятная: что-то новое, надо выяснить — что это? Но каким образом собака «узнала», что раздражение, полученное от вида и запаха мяса, не соответствует тому, которое было заготовлено в ответ на звонок? Что результат действия — принятие пищи, — которое ей надлежит произвести, будет совсем не тот, что прежде?

Нечто в мозгу животного строго следит за точностью приспособительной реакции. «Нечто» заранее знает, чего следует ожидать и что этих ожиданий не оправдает. «Нечто», одобряющее или отвергающее то или иное действие.

И сразу множество вопросов: что оно такое? Где находится в мозге? Каково его место в рефлекторной дуге? Точнее, — нет ему места в этой дуге… В классической декартовой дуге, которая вот уже больше трех столетий господствует в физиологических представлениях.

Анохин назвал «нечто» — «акцептор результатов действия». Акцептор в переводе — принимающий, одобряющий. На языке науки это звучит сложнее: акцептор афферентных результатов совершенного действия. За сложным названием кроется не менее сложный неведомый аппарат центральной нервной системы: он всякий раз «настраивается» на результат данного действия; настройка происходит одновременно с переработкой в коре головного мозга чувствительных раздражений в двигательную реакцию — и до совершения самого действия.

Настройка основана на всем предыдущем опыте организма…

А если опыта нет, как поведет себя акцептор результатов действия?

Передо мной лежит кокосовый орех. По моему представлению, по ассоциации с другими предметами такого же объема и вида, он должен быть достаточно тяжел. Я напрягаю мышцы, беру орех — и тотчас роняю его. Оказывается, орех очень легок для своих размеров! Ассоциации обманули меня — усилия не соответствовали весу ореха.

Но «акцептор действия» не обманет — после первого же опыта запечатляется весь комплекс ощущений, аппарат мозга настраивается, и настройка останется навсегда. Во второй раз, поднимая орех, я уже напрягаю мышцы ровно настолько, насколько требуется.

Прекрасно — настройка у собаки на сухари после звонка, настройка у меня — на определенные усилия для поднятия кокосового ореха… Но какими путями пришла информация о характере и полезности совершаемого? О том, что мясо в кормушке — не то, что ожидалось, а мышцы для ореха следует напрягать так, а не иначе? Где те «контрольные» пути в рефлекторной дуге, если последнее звено ее цепи — ответная двигательная реакция?

Скажем, вы увидели яблоко, раздражение через зрительный нерв поступило в мозг — первое звено дуги; мозг переработал полученное зрительное раздражение, и двигательному нерву руки был дан сигнал: взять яблоко — второе звено; яблоко взято в ответ на приказ центра — третье и последнее звено.

Очень просто могло случиться иначе: рука ваша могла остановиться на полпути и «свернуть» к другому предмету, лежащему рядом. И взять этот предмет… Но зачем? Задание ведь было другое! В этом случае получилось бы, что важен только факт движения, а результаты его не играют роли.

Вообразите, во что превратилась бы наша жизнь, если бы руки произвольно совершали любые движения, не контролируемые мозгом! Человек вместо хлеба мог бы есть мыло; вместо шубы надевать трусики; вместо того, чтобы бороться с врагом, нежно обнимать его — и так до бесконечности. Не умея проверять целесообразность действий, не контролируя их результатов, мы никогда не выработали бы ни единой приспособительной реакции и попросту погибли бы в абсолютном поведенческом хаосе.

Однако не погибаем. И прекрасно приспосабливаемся в среде существования. И «саморегулируемся» и даже совершенствуемся. А все потому, что дуга — вовсе не дуга; на поверку она оказалась замкнутым кругом.

Петр Кузьмич Анохин объяснил мне: