Тайны драгоценных камней и украшений

Любимец всех солдат. Любимец светлейших – Кутузова и Суворова, а последнего еще и верный ученик. Наград и знаков отличия не перечесть. Удивительно, как они только размещались даже на его широкой груди, когда в роскошном мундире прибывал граф на парад. – «Высокая грудь его была буквально покрыта двумя дюжинами всех наших и главнейших европейских звезд и крестов, взятых этою смелою и после 55 битв девственною от ран грудью с боя».

Человек немыслимой отваги. Генерал Алексей Петрович Ермолов, которого также некому было уличить в трусости, писал самому Милорадовичу: «Чтобы быть всегда при Вашем превосходительстве, надобно иметь запасную жизнь».

Восхищенные воспоминания о нем, и это совершенно удивительно или почти невозможно, оставил Александр Иванович Герцен, ненавидевший русскую аристократию и всю жизнь боровшийся с ней разными способами. Часто видевший Милорадовича в детстве среди друзей своего родителя, богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева, он припомнил: «…храбрый, блестящий, лихой, беззаботный, десять раз выкупленный Александром из долгов, волокита, мот, болтун, любезнейший в мире человек, идол солдат…» Но Герцен на этом не останавливается и впадает даже в совершенную метафизику: «Милорадович был воин-поэт и потому понимал вообще поэзию. Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами». То есть он уже рекомендует Милорадовича как человека с сильнейшим воображением.

Понятно, что и друзья генерала не отставали в славном деле славословия. К примеру, портрет его трогательно начертал помянутый уже Александр Павлович Башуцкий, прослывший позже литератором. – «Он был нравственно силен своею личностью, был быстр, деятелен, блестящ, не сжат в действиях, ласков, сочувствен ко всем, ко всему, неисчерпаемо добр, расточителен на милость и помощь, справедлив, он был человек без страха и упрека…» Адъютант видит в начальнике и человека необычайно оригинального в «неожиданности своих решений».

Восхищенное слово присоединил также литератор Сергей Николаевич Глинка, брат Федора Николаевича Глинки, что долгие годы служил под Милорадовичем и в чине полковника заведовал канцелярией генерал-губернатора, а по совместительству все годы декабрист, то бишь либералист:

«Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звездами. Он сам одет щегольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звезды, на эфесе шпаги горит крупный алмаз… …черты лица, обличающие происхождение сербское: вот приметы генерала приятной наружности, тогда еще в средних летах. Довольно большой сербский нос не портил лица его, продолговато-круглого, веселого, открытого. Русые волосы легко оттеняли чело, слегка подчеркнутое морщинами. Очерк голубых глаз был продолговатый, что придавало им особенную приятность. Улыбка скрашивала губы узкие, даже поджатые. У иных это означает скупость, в нем могло означать какую-то внутреннюю силу, потому что щедрость его доходила до расточительности. Высокий султан волновался на высокой шляпе. Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своем домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, еще спокойнее раскуривал ее и дружески разговаривал с солдатами… Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху. Французы называли его русским Баярдом; у нас, за удальство, немного щеголеватое, сравнивали с французским Мюратом. И он не уступал в храбрости обоим».

Не менее браво живописал Милорадовича и Ермолов, также сравнив его с французским маршалом. – «Генерал Милорадович не один раз имел свидание с Мюратом, королем неаполитанским… Мюрат являлся то одетый по-гишпански, то в вымышленном преглупом наряде, с собольей шапкою, в глазетовых панталонах. Милорадович – на казачьей лошади, с плетью, с тремя шалями ярких цветов, не согласующихся между собою, которые, концами обернутые вокруг шеи, во всю длину развевались по воле ветра. Третьего подобного не было в армиях!»

Именно с Мюратом Милорадович соревновался в неслыханной удали, пируя на аванпостах во время сражения. Но если Мюрат под обстрелом выпивал шампанское, то Милорадович успевал вкусить обед из нескольких блюд. Причем генерал пребывал в таком именно дивном наряде, что красочно запечатлел для нас Ермолов.

Тем временем Милорадович аккурат в сентябре 1812 года благодаря своему дружеству с Мюратом договорился о беспрепятственном выходе русской армии из Москвы, пригрозив, однако, маршалу, что в обратном случае, при «препятственном» выходе, оставит для него город в развалинах. Такой маневр позволил сохранить тысячи солдатских жизней.