Тайны древних руин

— Во-первых, беда эта не чужая, и во-вторых, гауптвахту я как-нибудь переживу. Зато у тебя сохранится воинское звание старшины второй статьи. Правильно я рассуждаю?

— Нет, Олег, — ответил я, немного подумав, — неправильно. Я ценю твою жертву, но принять ее не могу.

— Почему?

— Если я в чем-нибудь и виноват, значит, и наказание должен нести сам.

— А дружба?

— Причем тут дружба? Ну как после этого я буду смотреть тебе в глаза? Да ты же первый  потом  скажешь...

— Не скажу.

— Не скажешь, так подумаешь: «А друг-то у меня липовый, если согласился, чтобы за вину отвечал я, а не он». Нет, Олег, в жизненном пути как-то легче, если у тебя нет на душе ненужного груза.

— Философ ты, Николай.

— Никакой я не философ. Но надо же как-то по совести.

В то же утро, когда нас построили и с Веденеева сняли поясной ремень, я вышел из строя и рассказал обо всем, как было. Начальник связи дивизиона посмотрел на нас двоих и сказал:

— Обоих на гауптвахту! Одного — за нарушение дисциплинарного устава, другого — чтобы не было скучно первому.

Когда я получил саперные инструменты и принадлежности для учебных занятий в школе, командир взвода спросил:

— Вам что, без шефства мало забот?

— Товарищ главный старшина, ну как же не помочь школьникам?

— Может, школьницам? — засмеялся командир взвода.

— Ну как можно, товарищ главный старшина?

— А что? Над каким классом вы взяли шефство?

— Над десятым.

— А-а, ну если над десятым, то это, конечно, совсем другое дело, — хитро улыбнулся главный старшина.

Со всеми делами в штабе я уже справился. Оставалось взять газеты и письма. По дороге в красный уголок я спросил Олега:

— Какие новости у вас?

— Из военно-морского училища, — понизив голос, сказал Веденеев, — списали десять курсантов. Пять человек направили к нам в дивизион. Одного из них прикомандировали к нашему радиовзводу. Ну и парень, я тебе скажу.

— За что же их так?

— Ну кто тебе скажет?

— Пожалуй, — согласился я, — Ну и как он, этот парень?

— Он же у нас без году неделя. Разве за это время узнаешь человека?

— Тоже верно.

— Слушай, Никола, что у тебя с Демидченко?

— Ничего, а что? — удивился я. Хотя чему тут удивляться? Демидченко мог рассказать обо мне, что было и чего не было. — Натрепался?

— Да нет, говорить он нам ничего не говорил, а вот перед твоим отъездом в Балаклаву категорически требовал не включать тебя в состав поста.

— Это он сам рассказал тебе об этом?

— Как же, жди, расскажет он тебе. Дружок главного старшины похвалялся новостью.

Вот, значит, как. Выходит, Вася пытался решить какую-то проблему еще до нашего отъезда. Значит, ниточка тянется дальше, что-то произошло значительно раньше. Но что? Я перебрал в памяти все, что могло быть связано с нашими отношениями, но разобраться в этом так и не смог.

Нас с Олегом увидел политрук. Он подозвал меня к себе, пригласил в свой кабинет и повел неторопливый разговор.

Некоторые считают, что по чертам лица можно определять характер людей. Говорят, в частности, что жесткие волосы свидетельствуют о крутом нраве человека. Вряд ли это так. У политрука волосы мягкие и светлые, как льняные волокна. Не успеет он отвести рукой пряди своих волос назад, как они снова скользят вниз и закрывают собою высокий крутой лоб. Лицо политрука можно было бы назвать симпатичным, если бы не очень маленький и немного курносый нос. Впрочем об этом сразу же забываешь, как только встречаешься с острым проницательным взглядом его серых глаз. Интересная деталь: одежда у политрука всегда в очень опрятном виде. Не скажешь, что он очень часто меняет ее, но, когда бы ты его не встретил, впечатление такое, что китель и брюки только что из химчистки — чистые, выглаженные, к воротнику подшит снежной белизны подворотничок. У других командиров рукава от долгого ношения кителя собираются в складки. У политрука, к моему удивлению, я таких складок не видел ни разу. После каждого его прихода в радиовзвод все как-то подтягивались, чистили свою одежду и становились прямо-таки неузнаваемыми.

— Ну как служба идет? — спросил политрук.

— Нормально.

— Секретарь комитета комсомола сказал мне, что обязанности комсорга вашего полка возложены на вас.

— Возложить-то возложили, товарищ политрук, но из этого получился только конфуз.

— Какой еще конфуз?

— Когда я сказал на комсомольском собрании о моем назначении, ребята ответили, что это не по уставу. Пришлось тут же исправлять ошибку. Выбрали комсоргом меня, и все уладилось. Но покраснеть  перед этим пришлось основательно.

— Как же это он допустил такую ошибку?

— Да вы не расстраивайтесь, товарищ политрук, все уже уладилось, и дела теперь пошли, как следует, — и я рассказал о шефстве над комсомольцами первой Балаклавской школы, о взятых нами обязательствах по укреплению позиции нашего поста и, наконец, о том, что из комсомольских поручений  удалось мне выполнить.

— Хорошие ребята у вас  подобрались, — политрук немного помолчал, а потом добавил: — Как ведет себя сигнальщик Сугако?