По тому, как оживленно и с каким нескрываемым интересом прозвучал вопрос, я понял, что затронул тему, которую изучала и сама Анна Алексеевна. Встречи людей бывают разные. Одни похожи на унылые пасмурные дни, когда с утра до вечера моросит мелкий дождь и кажется, никогда не будет конца плывущей массе свинцово-серых туч. От таких встреч становится тоскливо, и их стараешься обходить стороной. Но есть встречи, которые можно сравнить лишь с начинающимся летним днем. Еще не спала роса, еще от речки тянет прохладой, а восточный горизонт уже дрожит, ломается его четкий контур, и через минуту-другую воздух пронижут первые лучи восходящего солнца. Такие встречи не просто запоминаются, их постоянно ищешь, к ним всегда стремишься. Такой показалась мне и встреча с семьей Хрусталевых.
Кажется я замедлил с ответом, так как Анна Алексеевна повторила свой вопрос:
— Так почему же именно Балаклавы?
— Да вы же знаете, Анна Алексеевна, что Балаклава была главными воротами, через которые союзники пополняли свою армию живой силой, снабжали ее провиантом и боеприпасами.
— А какое событие на этом участке обороны вы считаете самым значительным?
Похоже было, что Анна Алексеевна хотела выяснить не то, что, по моему мнению, было самым важным из давно отшумевших событий, а то, в какой степени я осведомлен о них.
— Балаклавский бой тринадцатого октября тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года.
У Анны Алексеевны расширились от удивления глаза.
— Тогда ты должен знать и то, что русские войска дошли почти до самой Балаклавы.
Я заметил, что когда Анна Алексеевна особенно довольна мною, она обращается ко мне на «ты».
— Больше того, — продолжила она, — есть сведения, правда, только косвенные, что небольшой отряд русских войск прорвался к самой Балаклаве и захватил возвышенность, на которой находится ваш пост. В своей диссертационной работе я и собиралась доказать, что это не предположение, а исторический факт. Вот так, товарищ Нагорный. А материал у меня редкостный. Наверное, ты знаешь и то, что в конце первого тысячелетия Крым представлял собою вавилонское столпотворение: потомки скифов, тавров, готов, сарматов, аланов, хазаров, печенегов и кто знает, каких еще племен и народностей. А побережье Крыма заселяли славяне и греки. У меня сохранились фотокопии славянских письмен, найденных при раскопках древних поселений Алустона, Горзувита и Херсонеса. Тебе не приходилось видеть орнаментальную мозаику «уваровской базилики» в Херсонесе? Ну хотя бы на фотоснимках?
— Не посчастливилось.
— Жаль. Если представится случай, непременно побывай в краеведческом музее в Симферополе. Не пожалеешь.
— Анна Алексеевна, вы говорите, что собрали редкостный материал. Но он же теперь как зарытый клад. А разве это правильно?
Анна Алексеевна посмотрела на меня, перевела потом взгляд на узенькую полоску бухты, видневшуюся в окне, и, наверное, подумала: «Эх, молодо-зелено. Все-то вы знаете, на все у вас есть готовые ответы, а того не понимаете, что жизнь иногда так круто поворачивает в сторону, что все летит под откос, и тут уж не до диссертаций».
— Вы курите?
Вначале вопрос Анны Алексеевны показался мне несколько странным. Лишь потом я понял, что странным был не ее, а мой вопрос. Разве Анна Алексеевна не сказала перед этим: «И остались мы с Маринкой вдвоем».
— Извините, пожалуйста.
— Чего уж там, — примирительно ответила Анна Алексеевна. — А на мой вопрос вы так и не ответили.
— Курю и еще как.
— Зачем? Это ж как алкоголизм.
Что я мог ответить Анне Алексеевне? Хорошо еще, что в этот момент в комнату вошла Маринка. Она мгновенно оценила ситуацию и сказала:
— Я не знаю, о чем вы говорили, но по лицу нашего гостя вижу, что тебе, дорогая мамочка, в самый раз выпить чашечку холодного компота.
— Вы не обижайтесь, — сказала Анна Алексеевна. — Лично к вам этот разговор не относится. Можете курить сколько угодно, даже здесь.
— Спасибо, — ответил я, отпив глоток холодного отвара сушеного винограда, кизила и еще каких-то диковинных для меня ягод. Между прочим перед разговором о курении я действительно собирался закурить, даже потянулся было в карман за папиросами. Но потом вовремя опомнился и теперь не стал бы курить, даже если бы упрашивали.
— Здесь не надо, — приняла участие в разговоре и Маринка. — Вообще курить не надо. Мама в этом отношении совершенно права.
— Не буду, — ответил я. А что? Не потому, что так хочет эта девчонка, а просто, чтобы испытать свою силу воли.
— Правда, не будете? — обрадовалась Маринка.
— Бросать слова на ветер не привык.
Я заметил, когда Маринка довольна, она, улыбаясь, немного морщит нос. От этого взгляд ее становится немного лукавым. «Посмотрим», — кажется, хочет сказать она.
— Точка, навсегда.
— Хорошо как!
— Маринка всегда радуется, когда ей удается сделать что-нибудь хорошее, — заметила Анна Алексеевна, тоже улыбаясь. В этот момент она была очень похожа на свою дочь. Казалось, что за столом сидят две сестры, только одна из них совсем юная, а другая — постарше.