Срочное донесение
Роскошная жизнь графа Апраксина своим размахом поражала воображение одних, вызывала зависть других, но всех восхищала. Его дом, в два этажа, с высокими итальянскими окнами, с пилястрами и лепными карнизами, с многочисленными службами, тянулся вдоль Невы (теперь на этом месте стоит Зимний дворец). При доме был разбит обширный сад с беседками, гротами, фонтанами.
Вот сюда граф привез избитого и растерзанного Рокентина. Слуги бережно снесли его в комнаты, раздели, разместили на громадном ложе под шелковым с кистями балдахином. Доктор, немец Иоганн Спектор, внимательно осмотрел раны, наложил на разбитую губу шов, промыл спиртом нос и заверил:
— Сей ран не есть опасность!
Поскольку дело касалось интересов самого государя, то еще загодя был послан к нему камердинер в Зимний дом, куда тот только что перебрался из Летнего дворца.
Страшные воспоминания
Прошло совсем мало времени, как под окнами раздались крики слуг, конское ржание, скрип кареты. Стуча по паркету каблуками, в опочивальню ворвался Петр. Зеленый камзол был расстегнут, сбоку болталась шпага.
Он склонился над Рокентином.
Тот громко застонал, на глазах блеснули слезы.
— Государь, меня ограбили и чуть не убили… Отняли застежку императрицы… Ох, сил нет говорить, все нутро ноет. Звери кровожадные!
Доктор протянул какую-то мутноватую жидкость. Рокентин, дрожа всем телом, медленно выпил, глубоко вздохнул и беспомощно откинулся на подушки. Слабым голосом выдохнул:
— На тот случай, ежели я преставлюсь, знайте, государь, правду. Надо срочно устроить погоню за похитителями.
Государь ощетинил усы:
— Говори… Что случилось?
Рокентин перевел дыхание, сказал, с трудом шевеля распухшими губами:
— Сегодня утром, еще не рассвело, только-только дождь кончился, ко мне на карете, запряженной четверней, приехал человек. Сказал: «Светлейший князь Александр Данилович Меншиков распорядился сей же час доставить ему застежку, кою вы делаете к коронации их величества Екатерины Алексеевны». Я возразил: «Застежка почти готова. Лишь бриллианты, яхонты и изумруды, кои пошли на нее, стоят более трехсот тысяч. Я не могу такую ценность выносить без охраны…» Человек требует: «Нет, вы пойдете! Это приказ светлейшего. Князь Меншиков нынче же ждет вас в своем дворце на Васильевском острове. Он пожертвовал триста семьдесят девять камней, из коих только крупных бриллиантов шестьдесят один. Вот сию застежку и желает зреть: все ли камни правильно употреблены?» — Рокентин с мольбой взглянул на государя. — Кто, кроме светлейшего, может знать точное количество его камней? Никто! К тому же прибывший был в княжеской ливрее. Выглянул я в окно: выезд богатый, на передней левой лошади форейтор верхом…
— И что?
— Я оделся, взял в руки шкатулку с работой и сел в карету.
— Вензеля?
— Да, на дверце золотые вензеля светлейшего. Все это уверило меня: посыльный не врет. Карета тронулась…
Петр давно нетерпеливо дергал ногой.
— Ну, ну, что дальше?
Рокентин глубоко-глубоко вздохнул, слезы вновь выступили на его глазах.
— Карета быстро ехала, окна были зашторены. Незнакомец молчал. Мне, государь, стало жутко. Я уже начал раскаиваться, что вышел из дому. Вдруг карета замедлила ход, остановилась, и в дверцу быстро пролезли трое.
Государь округлил глаза:
— Какие еще трое?