– Кошмарная несправедливость! Гадость! Эта ведьма Жюли Клари[25]
посмела при помощи Наполеона отобрать у меня моего камергера! Она заявила, что маркиз де Балинкур слишком значительная персона, чтобы служить государыне герцогства Гвасталла, государства игрушки, величиной в несколько квадратных лье, тогда как она, королева Неаполя, имеет на него гораздо больше прав! И мой царственный брат встал на ее сторону! Как? Как он мог это сделать?Полина уронила две слезинки в батистовый, обшитый кружевами квадратик, куда едва поместился ее изящный носик. Но все-таки ей удалось высморкаться.
– А тебя что привело ко мне в такой ранний час? У тебя лицо не счастливее моего. Снова жена Мюрата?
Лаура, несмотря на все свои тревоги, не могла не улыбнуться.
– Не совсем! Я приехала просить ваше императорское…
– Не надо! Ты же видишь, Барраль воспитанная женщина, она уже ушла!
– Спасибо. Я приехала попросить тебя устроить мне свидание с императором.
– Но ты генеральша Жюно! Какого черта! Какие у тебя могут быть трудности? Тебя примут без всяких проволочек и предварительных просьб!
– А я в этом не уверена. Вполне возможно, он совсем не хочет меня видеть. Он отправляет моего бедного Александра командовать корпусом Жиронды в Бордо. И это ужасно!
– А что в этом ужасного? Бордо не так уж и далеко.
– Я знаю, и Александр знает тоже, но от этого не легче, потому что обожаемый император отправляет его за двести лье от Парижа именно тогда, когда сам вернулся в Париж. А Жюно здесь метался от тоски, зная, что Великая армия без него побеждает в Пруссии.
– От тоски? Это в Елисейском-то дворце? Пойди и расскажи свои сказки Каролине! Да ты себе не представляешь, милая подружка, как тебе повезло! Рядом с ним не будет этой вредной индюшки. Ты, по крайней мере, сможешь спать спокойно. И в своей собственной кровати, а не во дворе Елисейского дворца.
– Да, и сама твержу себе это, но, Paoletta mia, он так несчастен!
– Расстаться с Каролиной?
– Расстаться с императором! Ты знаешь, как Александр предан ему! Уже не один месяц он мучается из-за того, что Великая армия покрыла себя славой без его участия! И теперь, когда наступил мир – а я так ждала мирного времени! – он проклинает его, как казнь египетскую. Хоть он и генерал, но в душе остался сержантом Бурей. А его отсылают в провинцию командовать каким-то корпусом. Он, бедный, в страшном отчаянии!
Полина больше не смеялась. Она привлекла подругу к себе и обняла, утешая и сочувствуя.
– До чего же ты его любишь! – вздохнула она. – Я не знаю, буду ли я любить кого-то так беззаветно!
– Не желай себе этого! Поверь, это ад!
– В таком случае надо поскорее погасить огонь. Не будем терять время, благо идти совсем недалеко. Его величество сейчас должен быть в Тюильри. И время, когда он завтракает, приближается.
– Но, как говорят, если это правда, конечно, он постоянно меняет время завтрака.
– Он ест, когда голоден. Логично, не правда ли?
– Но создает затруднения для тех, кто был удостоен чести быть приглашенным к нему на завтрак.
– Послушай! Если ты взялась критиковать его привычки, у тебя есть возможность высказать свои замечания ему самому, а меня уволь!
– Нет! Нет! Не оставляй меня! Мне так нужна помощь!
– Тогда не мешай и положись на меня!
Обычно Полина – впрочем, как и императрица, тратила не меньше трех часов на свой туалет и добивалась чудесных результатов. Но на этот раз она была готова через десять минут, а еще через пять Лаура сидела рядом с Полиной в ее карете, и эскорт сопровождал их во дворец Тюильри. Само собой разумеется, что перед этими двумя молодыми женщинами распахивались все двери, однако перед дверями в кабинет вырос огромного роста рыжий мамелюк в чалме и с ятаганом, которым он готов был в любую минуту воспользоваться. Мамелюков император привез из Египта, и чаще всего у его дверей стоял Рустам, которого Наполеон любил больше других.
Увидев принцессу с подругой, он приветствовал женщин низким поклоном, но не сдвинулся с места.
Полине это не понравилось, и она заговорила двумя тонами выше, требуя, чтобы ее немедленно пропустили к брату.
Дюрок, обер-гофмаршал императорского двора и друг четы Жюно, прибежал на голоса, но дверь императорского кабинета уже открылась, Наполеон стоял на пороге, меряя сестру суровым взглядом.
– Что случилось, принцесса? И почему вы кричите в моих покоях, как на базаре? Я вижу, вы не одна, – прибавил он, устремив на Лауру ледяной взгляд своих серо-голубых глаз.
Склонившись в безупречном реверансе, Лаура тихо проговорила, не решаясь поднять глаза и встретить грозный взгляд:
– Сир! Ее императорское высочество здесь только для того, чтобы помочь мне. Я приехала к вашей сестре, ища поддержки в ее дружбе.
– Вы в таком отчаянии, что зовете на помощь? Вы?!
– А почему не я? – удивилась Лаура, продолжая стоять, согнув колени.
– С тех пор как мы вернулись, мы только и слышим от парижан, что хвалы мадам губернаторше, как они вас называют. Всегда щедрой и полной веселья… Неужели не всегда?
– Наверное, для всего есть свое время, время быть счастливой и время страдать, время жить и время…