Чтобы узнать доподлинно, что такое полярная ночь и арктическая зима, нужно было кому-то хотя бы однажды пережить это самому. Во всемирной истории путешествий такими «первооткрывателями» оказались Баренц со своими спутниками. Очаг-то они сложили быстро и умело, но стужа снаружи была такой, что не давала дыму выходить через трубу. Зимовщики чуть не задохнулись. Про то, что случилось дальше, рассказал в своем дневнике помощник и друг Баренца Геррит де Фер (рис. 111):
Незаметно подкрался и другой смертельный враг полярников – цинга. Осознал ли Баренц, что в его так хорошо продуманные планы и расчеты вкралась ошибка? Умом – вряд ли! Как истинный сын своего времени, он был рационалистом и в любом – даже в безвыходном случае – отдавал приоритет разуму, полагая, вероятно, что хорошо обоснованная теория обязательно должна получить подтверждение на практике. Хотя суровая полярная действительность, стужа, многомесячная ночь, непроходимые льды, сбивающий с ног ветер, бескормица и цинга – свидетельствовали совсем о другом и обязывали корректировать радужные надежды. Однако по духу своему и складу характера Баренц был типичным пассионарием: он непреклонно стремился к поставленной цели и увлекал за собою других. А Север только усиливал пассионарные задатки первопроходцев. Даже однажды полученный полярный заряд может навсегда обусловить человеческое бытие и существование. Лучшее подверждение тому – жизнь и судьба многих полярных первопроходцев, русских и европейских.
Из породы таких пассионариев был и Виллем Баренц. Для таких ничего не значили ни опасность, ни даже смерть. Когда наконец наступил полярный день, Баренц и его спутники решили бросить застрявший в ледяных торосах корабль и выбираться с Новой Земли на двух шлюпках. В живых из экипажа оставалось пятнадцать человек. Перегруженные людьми и скарбом утлые суденышки медленно продвигались на веслах по беспрестанно штормившему океану. Цинга давно подкосила бесстрашного командора. Смерть приближалась неумолимо, но он уже шагнул в бессмертие. Баренц умер с картой в руках, обратив последний взгляд на Восток, к скрытым за горизонтом, так и не найденным фантастическому мысу Табин и проливу Аниан, продолжая свято верить, что желанный пролив где-то совсем рядом. Знал бы он, сколько еще времени, титанических усилий и людских жизней потребуется, прежде чем такие же пассионарии, как он, достигнут оконечности Азии. И все же Русский Север больше не видел иностранных героев, равных Баренцу по целеустремленности и отваге.