Молнии гнева сверкнули в глазах Буэ, когда он выслушал этот вежливый отказ. Однако ж он сумел овладеть собой.
– Почему же это, Бюжар? – спросил он с самою хитрой вкрадчивостью.
Лавочница попыталась пустить в ход лесть, она отвечала с ударением на каждом слове, не скупясь на похвалу:
– Ты истин-н-ный республиканец, ты любящий спра-ве-д-ливость судья, оли-це-тво-рен-ная человеческая чест-но-сть… В Ренне нет выше…
– В таком случае тем больше причин доверить мне твою племянницу, – прервал вдову развратник.
– Да, это так, но говорят, что…
– Что говорят?..
Вдова наклонилась к уху судьи, как будто она не хотела, чтобы этот секрет услышала девушка, и шепотом прибавила:
– Говорят, что вы любите шутки шутить, а потому молодой умной девушке жить у вас… несколько неприлично.
Жан Буэ догадался, что лавочница хочет вырвать у него из рук добычу. Чтобы легче добиться своего, он принял добродушный вид.
– Мало ли что там болтают! И вполовину никогда не следует верить этой болтовне, – отвечал он, пожимая плечами.
– Конечно, но уже и половины этой молвы совершенно достаточно, чтобы огорчить и испугать бедную девушку…
– Ну, оставь уже! Пусть там злые языки болтают что хотят. Заткни уши, как делаю я. Ведь если верить всем этим сплетням… А теперь послушай, что скажу я: знаешь ли ты, какая о тебе носится молва?
– Нет, – отвечала со смехом Бюжар, утешенная спокойным тоном судьи.
– Мне все уши прожужжали, что ты только претворяешься республиканкой и тайно помогаешь шуанам.
– Все ложь – ничему из этого нельзя верить! – воскликнула добродушная женщина, снова задрожав от страха.
– Да, но ведь и половины сплетен о тебе достаточно, чтобы по крайней мере снять тебе голову…
Слыша, как Буэ подражает ей в своих размышлениях, вдова почувствовала, что судья смеется над ней. И не думая оставить свое намерение, он прибег к угрозе, чтобы вернее достигнуть цели.
– Да, моя любезная, вот что рассказывают и повторяют мне каждое утро! Что тут поделать? Ведь есть же люди, которые любят рубить дургим головы! Счастье твое, что я не слушаю этих сказок.
Лавочница глубоко вздохнула. Последние слова Буэ худо-бедно утешили ее. Но успокоилась она не надолго, потому что президент, не медля, прибавил:
– Нет, я неточно выражаюсь, когда говорю: «я не слушаю, что про тебя болтают!» – я хотел сказать: «я до сих пор не слушал».
– Так вы думаете теперь?! – вскрикнула вдова, трепеща от страха.
– Э! э! э!.. бедная старуха! Ты, видно, так не хочешь вверить свою племянницу честному республиканцу, что я невольно начинаю подозревать тебя в дружбе с нашими недругами.
Вдова почувствовала, что она теперь в руках судьи и судья этот забавляется ею, как кошка мышью. Отказ стоил бы жизни; но как мужественная женщина Бюжар решилась спасти девушку, хотя бы столь высокой ценой, обратив на себя месть этого презренного развратника.
– Ну, одумалась ли, милая Бюжар? – спросил президент с насмешливой улыбкой.
Мадемуазель Валеран слышала все это. Она отказывалась принять жертву лавочницы, не щадившей себя ради нее, и в ту минуту, когда вдова хотела было произнести решительное «нет», она остановила ее словами:
– Да что ж, тетушка? Зачем же мешать добрым намерениям гражданина?
Лавочница бросила на нее изумленный взгляд.
– Ты недавно говорила мне, – продолжала девушка, – что у меня нет способности к торговле. Так дай же мне воспользоваться случаем и попробовать себя в работе у гражданина… гражданина, которого ты еще минуту назад превозносила в похвалах.
– Ну, вот видишь ли? Эта малютка умнее тебя! – с торжеством воскликнул негодяй.
Наконец вдова уверилась в решимости Елены.
– И в самом деде, дитя мое, если ты желаешь, то, с моей стороны, неразумно так долго упрямиться. Пойдем же укладывать твои платья.
– Поторопитесь! – крикнул Буэ.
Обе женщины вышли на минуту, и пользуясь этими мгновениями свободы, Елена обняла торговку.
– Милая Бажюр! – сказала она. – Я не хочу подвергать вас опасности. Отказ погубит вас, а меня не спасет. Я пойду с этим человеком и одна стану его жертвой…
И взяв свой маленький узелок, девушка немедленно явилась пред судьей.
– Идем! – повелел Буэ, спешивший завладеть добычей.
Целуя в последний раз свою названую тетку, мадемуазель Валеран прошептала ей на ухо:
– Если увидите Ивона, скройте от него истину, скажите ему, что я оставила Ренн. Я не хочу, чтобы он рисковал, пытаясь меня освободить.
Затем она без трепета пошла за отвратительным негодяем, решившим потешить свое отвратительное сластолюбие новой игрушкой.
Когда эта парочка удалилась, из телеги, остановившейся в десяти шагах от лавочки, перед входом в гостиницу раздались отчаянные ругательства:
– Тысяча чертей! – гремел голос Барассена. – Это животное утащило малютку. Теперь нам ее не достать.
– Успокойся. Напротив, согласие девушки уйти с ним сыграет нам на руку.
– Да! Но как ее отыскать?
– Черт побери! Да мы пойдем к судье. У меня, по правде сказать, есть с ним старые счеты, – отвечал Точильщик.
Но мы оставим Точильщика и его товарища и последуем за президентом и Еленой.