– У тебя, Мань, в избе столько дерьма навалено, что жизни не хватит убрать. Очиститься сможешь только на Страшном Суде, когда посчитаем, сколько счастливых дней тебе задолжал вампир, когда он в тебя не плевал. Вон Моисей, сто лет себя и полено искал, чтобы в землю посадить, но так не нашел ни землю, ни полено, – окончательно расстроил ее Дьявол. – Да, дерево тогда уже не росло, но земля все еще оставалась благодатной, вампиры не все поленья утопили, много их было, ждали своего часа. И кто-то находил, но люди в то время были не настолько уязвлены змеем, что не с чем им было сравнить замечательные свойства одной земли и другой, полено нередко обогревало огород и поле соседа, который знать не знал, что на дворе должны стоять лютые морозы.
– И что? Однако, это маленькое «не достал» не мешает им считать себя богоизбранными… А ведь у них были люди, которые «достали». Вот и помог бы. Он через тернии к тебе шел и вел народ, который был ненамного лучше нынешнего, но был. Если на то пошло, это единственный народ, у которых Бог был хоть чем-то на тебя похож – такой же нематериальный.
– Собрал он народ к жизни на такой земле, где дерево растет, – но благ ли был человек перед Богом, если не смог полено рассмотреть? Почему же один? У Пророка Отца Бог тоже нематериальный. А те, которые в духов верят? Так что они не лучше и не хуже других. У них и Бога как такового нет, у них Бэгэ – вот пусть с Бэгэ и спрашивают, – досадливо отмахнулся Дьявол. – Тебе нельзя туда, этот город кишит вампирами, которые лично заинтересованы услужить Величествам. А билеты? У вас деньги есть? Простой народ сюда пока не вхож, больше иностранный, и вежливые все. Пусть Борзеевич своим горохом простит идеалы их! Иди, Борзеевич, придешь и скажешь: твою мать поминаешь ли? Мать есть у всех, а если скажет – сирота, похоронили его мать, прикроешься ошибкой. Мало ли кто на кого похож.
– Тьфу ты! – плюнул Борзеевич с досадой. – Манька, я с тобой, как человек стаю!
Он сразу же подул на свою ладонь и в ней появились яркие крупные горошины.
Чуть-чуть не успел Борзеевич к той тележке, в которой было нижнее отделение, прикрытое скатертью. Она досталась двум девушкам, но Борзеевич догнал их в воротах и уговорил обменяться. Как он это сделал, Манька знать не захотела, вздохнув с облегчением, когда Борзеевич благополучно прошел мимо досматривающей охраны. Завернув за угол, с помощью стрелы и веревки она взобралась на городскую стену, перебросила веревку, закрепив так, чтобы оставалась незаметной, спустилась вниз, нырнула под тележку и покатилась, рассматривая окружающую местность через небольшую дыру, проделанную в скатерти. Но даже так люди оглядывались на них, и летел горох Борзеевича в их сторону.
– Мать моя женщина! – негромко и обреченно предупредила Манька Борзеевича: – Я сама ретранслятор! – она чувствовала, как в ней поднялась вся муть, призывая на ее голову вампира. На них оглядывались с подозрением.
– Не кипиши, они или дерево чувствуют, или меч, – успокоил ее Борзеевич, толкая тележку вверх по галечной улице. – Или мой вид смущает… Съешь, лучше, пирожок… – сунул он ей пирожки с тележки.
– А с чем они? – полюбопытствовала Манька, принюхиваясь.
– Собак бездомных много… Сами себя родят, сами себя кормят…
– Иди ты! – послала она Борзеевича раздраженно, выбросив пирожок на дорогу.
Стояла необыкновенная в это почти осеннее время года жара, душный город утопал в пыли.
Вскоре начал накрапывать дождик – сразу стало прохладнее. Людей на улице осталось чуть меньше, но многие раскрыли зонты, продолжая рассматривать достопримечательности, обсуждая последние новости и находки. Все почему-то стремились на прием к мумии, обнаруженной в царской усыпальнице, рассказывающей о чудесных временах, когда Бог Род проклял род человеческий, а Сварог обвинил в этом двух своих ставленников Перуна и Велеса, обрекши их на уничтожение друг друга. История мумии шла в разрез со всеми официальными версиями древних сказаний и вызывала удивление, но как не поверишь мумии, которая была свидетельницей времен, когда народ был темен и не просвещен?
– Вот как вы думаете, кто выиграл? – спрашивала мумия, хитро прищуриваясь. – А выиграл наш Спаситель! – сама же отвечала она, прослышав про героическую жизнь Спасителя Йеси.
– А что со Сварогом стало? – спрашивали приходящие вопрошать.
– А, этот? – мумия ложилась в саркофаг, прислушивалась к суше своей. – Чего ему сделается… – и, заметив недовольный взгляд Отца церкви Спасителя, приставленному к разговорчивой мумии, принималась торопливо обрекать и Сварога, и Перуна, и Велеса, и всех прочих Богов и само язычество на немыслимые муки, исторгая из своих бинтов шепелявые проклятия.
Мумия умерла задолго до Спасителя. Пресвятейшему Отцу церкви Йеси приходилось приобщать ее к человеколюбию на ходу. Она старалась изо всех сил, но многие его наставления вызывали у нее умопомрачительные состояния. Например, как Бог мог лечить людей снаружи, если болезнь исходит изнутри, и сам он во внутренностях рассматривает?