– Я тоже так умею, – спокойно сказала она, заметив, что человек уже открыл глаза и наблюдает за ними, вставив кинжал в ножны и протягивая ей.
Манька взяла кинжал, изготовившись ударить себя.
– Маня, не делай…
Договорить Борзеевич не успел.
– Убог человек, если пьет кровь брата! Умри вампир! – Манька гордо воткнула кинжал в свое сердце и руны заиграли огнем от красного до черного.
В сердце кто-то запричитал, но Маньке было не до него. Кинжал, как все Дьявольское, был во все времена, не имея временных ограничений. Ей бы раньше догадаться… Она безо всякого сомнения протянула Дьявольский кинжал своим спутникам, оставив Борзеевский вопрос «как?!» без ответа – она и сама не знала, как.
Дальше дело пошло веселее. Сила у спутников была мужская, а кинжал резал любой камень, как масло. Теперь они готовили себе подъемы сами. Маньке и Борзеевичу оставалось лишь поправить ступени, сбивая снег и камни, которые могли завалить лестницу.
На седьмой горе – просто наваждение какое-то! – повторилась та же самая история. Город стоял в целости и сохранности, но лишь до того часа, как они вышли за ворота. Проклятый город встретил их воплями жителей, еще более жалостливыми, чем в двух первых городах. Но он был много мрачнее, сокровищ втрое больше, а отсутствующих домов не было вовсе. Город тонул во тьме, освещаясь лишь ветвями неугасимого дерева, которые держали в руках, но даже свет пылающих факелов проникал недалеко, лишь освещая им дорогу.
Фигуры людей внезапно вырастали перед ними, с ухмылками на лицах, ехидные и озлобленные. В каждом доме шел пир, люди разговаривали с гостями, которых с ними не было. Манька догадывалась, что это за гости, и не понимала, как, празднуя, можно одновременно молиться? Мольбы летели к ней и к спутникам со всех сторон, громкие и отчетливые, и даже Борзеевич затыкал уши, чтобы не слышать эти лживые завывания.
На лицах спутников был написан ужас. Наверное, они вспоминали себя и сравнивали свои города с этим местом. Ни того, ни другого вопли жителей не трогали – город прошли быстро, будто его не существовало на свете. Каменный человек в этом городе лампу не держал, она валялась неподалеку, а сам он лежал на земле лицом вниз, закованный в черный камень.
– Умер? – на пару минут Манька задержалась у статуи, пытаясь понять состояние человека.
– Пройдем город, узнаем! – ответил Борзеевич, торопливо направляясь к выходу.
Оба спутника тоже остановились у каменного гроба, одновременно побледнев и склонившись на колени. Дьявол поднял обоих, подталкивая в сторону городских ворот.
– И правильно, – процедил Борзеевич сквозь зубы. – Раз попробовали – и будет им. Если умер, ему уже ничем не поможешь, а если жив, то придумаем потом, как помочь. А так, вдруг еще в сети уловят… и все же мне любопытно, что здесь произошло.
Манька оказалась права. Она шла впереди и вышла из города первой, дожидаясь его исчезновения у городских стен. Но город не рухнул, как обычно, он просто растаял, проваливаясь во тьму, а человек так и остался лежать в каменном саркофаге.
Как только город исчез, все бросились к нему.
– Надо как-то разбить его! – испуганно вскрикнул Борзеевич, доставая нож и сковырнув от него. Но нож лишь слегка его поцарапал.
– Помоги мне, – попросила Манька, пытаясь перевернуть распростертую на земле скульптуру. Саркофаг оказался тяжелым, и будто прирос к человеку. – Живую воду! Быстро! – приказала она, обнаружив у человека в саркофаге место, где должно было находиться ротовое отверстие. Она попробовала расчистить отверстие, но камень не поддавался.
– Манька, вдарь посохом! – прокричал Дьявол. – Пока жив! Сейчас отлетит – из Ада мы его не достанем!
– А вдруг… – испугалась Манька, но договорить не успела.
– Вдарь! – приказал Дьявол. – Ему не повредит – его тут нет!
Манька с испугу вдарила в полную силу. Скульптура треснула, но поддалась не сразу. Она ударила еще и еще, пока, наконец, камень не раскололся. Человек остался лежать на земле, весь бледный и обессиленный, будто из него выпили всю кровь. Голова его была слегка повернута, глаза широко открыты и лежал он в неестественной позе, будто перед этим пытался ползти.
– Дьявол, мы не можем его поднять! – простонал Борзеевич, чуть не плача.
Они и в самом деле не могли нащупать ничего из того, что видели. Человек был, но его не было. Только обломки каменной скульптуры были настоящими и валялись на земле с оттиском его лица, запечатлев его ужас и предсмертные крики, и рядом валялась лампа. Бедняге пришлось туго – все его тело покрывали язвы и раны о ожогов, нанесенные неизвестно кем. Его жестоко били – он был весь в крови, руки и ноги сломаны, пробита и почти отсечена голова, как его члены, удерживаясь лишь на оловянных тоненьких нитях, едва приметных, а из-под нитей начала просачиваться кровь…