Тайны и герои Века

После Пензы мой отец неожиданно вышел в отставку, обидясь на Столыпина, но обида длилась всего несколько месяцев, и в ту минуту, как мы собирались ехать в Ниццу, он был вновь назначен губернатором в Пермь. Эта огромная губерния охватывала главную часть Урала и, согласно путеводителю Карла Бедекера, по площади превосходила Францию. Там были громадные заводы, состояния людей измерялись не тысячами, а миллионами, уральские камни в некотором виде продавались ведрами бабами на рынке, а пушных зверей и дичи в девственных лесах было такое множество, что охота и также рыболовство по могучим рекам понятия не имело о позволениях, как в Европе. Но назначение отца губернатором в Пермь вызвало во мне большое разочарование. Прежде всего, меня пугал климат. Пермь расположена на северо-востоке, и губерния одной своей частью доходит до Ледовитого океана. Значит, холод, длинная зима и короткое лето. Совсем не то, что приятный климат Средней России. Не только климатом отличалась Пермь от Пензенской губернии, но и жители ее оказались совсем иными. Настоящие коренные пермяки были потомками сосланных сюда когда-то неугодных людей для европейской России. Очень многие из этих потомков до наших дней остались неотступными раскольниками и очень сдержанно относились к правительству «никонцев», т. е. дружбы с ним не водили, держались своей среды и вели замкнутый образ жизни. Из других неугодных людей для европейской России можно упомянуть о людях, имевших в своей жизни скверные истории, в которых их виновность не была доказана, но отпечаток этих историй оставался на их репутации, и на всякий случай таких запачканных личностей ссылали подальше на Урал или они сами добровольно туда исчезали. Пермь — преддверие Сибири по эту сторону Урала, Екатеринбург — уже Сибирь по ту сторону Урала. Почва Пермской губернии разнообразна своими богатствами. И вот эти ловкие, испытанные жизнью люди принимались усердно работать на ней и очень часто достигали своей цели, богатели, открывали заводы и всякие предприятия, которые делали их миллионерами. Дети продолжали работу отцов, и капиталы умножались и умножались. Притом богатство не развивало в них стремления к красивой и бездеятельной жизни, как у пензенских дворян, не развивало даже более утонченных вкусов. На самых больших приемах, скажем у губернатора, т. к. предводителей дворянства в Пермской губернии не существовало за отсутствием дворян, миллионеры являлись в длинных допотопных сюртуках, застенчиво жались по углам и конфузливо кланялись малознакомым людям. Дамы их наоборот. Некоторые выписывали платья из Парижа или Москвы, украшали головы модными эгретками, но не скажу, чтобы эти наряды им очень подходили. Возможно, что они были бы гораздо эффектнее в сарафане и шелковом платочке. Очень часто у нарядной местной дамы я слышала восклицание пермского происхождения «Вон чё!» вместо «Вот что!», и никакое образование не могло у коренных жительниц искоренить эту привычку к букве «о», т. е. безбожное оканье.