Marlier записал все, что я ему изложила, и сказал, чтобы мы собрали все бумаги о детективном бюро — например, о согласии англичан на его открытие, благодарность их же за раскрытие трудного преступления и т. д. Весь пакет с бумагами мы даже можем принести не в министерство, а на его квартиру на rue Ranelagh в собственные руки. При прощании Marlier мне сказал: «Вы даром не потеряли времени, придя ко мне». И правда!
Что с нами было бы без его вмешательства?! Вспоминаю monsieur Marlier всегда с благодарностью и жалею, что никогда не смогу отплатить ему за его доброту и благородство. Несколько лет спустя, при убийстве сына Леона Доде (я ясно не помню всей этой истории), имя Marlier было почему-то замечено в этом скандале. Его собирались отправить (и, кажется, отправили) в благородную ссылку, т. е., судя по газетам, он получил назначение губернатором Корсики. Вероятно, это была политическая интрига, т. к. я лично не допускаю мысли, чтобы он принимал даже косвенно участие в убийстве мальчика. Это так не соответствует его поступкам.
Прошло несколько лет. Русские беженцы понемногу начали устраиваться в новой жизни. Их довольно охотно принимали на частные места, т. к. они дорожили службой, работали добросовестно, а вместе с тем платить им можно было несколько дешевле, чем французам. Многие мужчины, предпочитая свободную профессию, сделались шоферами taxi. Говорят, в Париже из семнадцати тысяч шоферов четыре были русскими, а может быть, и больше. Это показывает, как быстро русский человек способен усвоить иностранный язык. Среди французов разнесся слух, что у руля, если шофер русский, сидит или генерал, или титулованный смертный. Это, конечно, очень преувеличено, но этим пользовались русские шоферы, далеко не вельможи. Мне рассказывали, что шофера-украинца по фамилии Аробченко пригласил на свою свадьбу товарищ по профессии, француз. Не от того, что успел с ним подружиться, а как приглашали у нас купцы средней руки на свадьбу генералов. Вот француз и захотел перед новой семьей похвастаться знакомством с русским князем. За обеденным блюдом молодая поинтересовалась, какой титул имеет друг ее мужа, княжеский или графский. Аробченко, не смущаясь, ответил, что он дюк (duc). Впрочем, его высокий титул не помешал герцогу напиться за здоровье молодых и очутиться под столом в полном бесчувствии.
Русские шоферы имели свое объединение в 15-м округе, близ метро Vaugirard. Маленькая серенькая улица, старенький двухэтажный дом. Там была столовая, где можно было за скромную плату получить шоферу обед. Была библиотека с русскими книгами и газетами. Адвокат Курлов, председатель объединения русских адвокатов во Франции, давал советы по юридическим и иным вопросам впавшим в беду шоферам и небойко владеющим французским языком. Курлов за это получал тысячу франков в месяц от объединения. В этом объединении собирались в свободное время шоферы поболтать, почитать газеты, поиграть в шахматы. На стенах висел плакат со строгим запрещением говорить о политике. Это было очень предусмотрительно, т. к., пережив ужасы революции, русские беженцы стали совершенно нетерпимы к мнению тех, кто искал для большевистской политики хоть тень оправдания. Таких было тогда немного, но они все-таки случались. Такие же объединения были у моряков, у военных, у докторов, адвокатов. Все стремились сгруппироваться, соединиться на чужбине. Таким образом скорее можно было подать помощь нуждающемуся товарищу и самому получить опору при нужде. Устраивались собрания, вечеринки, на которых встречались старые знакомые, товарищи по полку и их семьи.
Но центром встреч был православный собор на rue Daru по воскресеньям. Громадная толпа собиралась в храме и на дворе храма. Здесь случайно можно было встретить пропавшего без вести знакомого, исчезнувшего в революцию приятеля или даже оплакиваемого родного человека. Вывешивались маленькие объявления с просьбой откликнуться такому-то на указываемый адрес или сообщить, не встречал ли кто-нибудь пропавшего без вести родственника. После церковной службы мужчины отправлялись в русский магазин-ресторан «A la Ville de Petrograd» напротив собора выпить рюмку водки, чтобы отпраздновать радостную встречу. Дамы набрасывались на горячие пирожки с мясом, с капустой, рисом или на пирожные. Кто имел свободные деньги, покупал черный хлеб, русские соленые селедки, свежепросоленные огурцы и прочие русские кулинарные изделия. Улица Daru являлась очагом русской колонии. Там можно было купить русские книги в магазине Сияльского, иконы и даже кукол в боярских костюмах. На углу улицы открылась русская аптека с русскими лекарствами, прописываемыми русскими докторами. Правда, существовала она не очень долго и закрылась через год-два. Трудно было живущим далеко русским приезжать сюда специально за русскими лекарствами. Со временем вошло в привычку обращаться к французским докторам своего квартала; русские врачи помоложе выдержали экзамен на право практики во Франции, а русские лекарства окончательно забылись.