Тайны и герои Века

Я свернул с главной аллеи и стал огибать пруд. Вдруг мое внимание остановилось на господине, сидевшем на одной из скамеек и, видимо, с наслаждением гревшемся на весеннем солнышке. Это был мужчина лет тридцати пяти, красивый, элегантно одетый, с чрезвычайно симпатичным и открытым выражением лица. Вся его поза выражала блаженство, по лицу пробегала светлая, счастливая улыбка, две пуговицы его жилета на животе были расстегнуты, очевидно, для пущего удобства. И мне послышалось даже чуть ли ни мурлыканье какой-то песенки, исходящее из уст этого, всем на свете довольного человека. Меня безотчетно потянуло к этой радостной фигуре, и я присел на ту же скамейку.

Он окинул меня спокойным взором и, сладко потянувшись, промолвил, неопределенно кивнув в сторону:

— Благодать-то какая!

— Да, что и говорить, благословенный день! — немедленно согласился я.

— Подумать только, — продолжал этот счастливый человек, — тысячи людей сидят сейчас по душным министерским конторам, банкам и без крайней необходимости проливают чернила, не ощущая при этом насущной потребности в солнце, воздухе, свободе и ничегонеделании. Вот безумцы-то! Они не торопятся жить, словно жизнь человеческая продлится для них не до восьмидесяти лет, а целое тысячелетие?!

Я неопределенно пожал плечами:

— Каждый понимает счастье по-своему.

— То-то и дело, что никто не видит и не понимает своего счастья! — горячо возразил мне мой случайный знакомец.

— А вы его понимаете?

— О, еще бы! — радостно согласился он. — Я истинно его понимаю, не представляю без себя, своего рода, фамилии, то есть в лице моем вы видите самого счастливого человека в мире.

Я внимательно поглядел на собеседника. Он широко улыбнулся, обволакивая меня добрым, ласковым взглядом.

— Каким же это образом вам удалось поймать эту Синюю птицу? — поинтересовался я.

— Очень просто: путем размышления и опыта я понял, что лишь истинная, полная свобода может составить земное счастье человека. С того времени я и являюсь ее горячим поклонником, носителем и прославителем.

Я лишь разочарованно пожал плечами.

— На вашем лице я вижу разочарование, — не унимался мой случайный собеседник. — Вы рассчитывали услышать нечто новое — и вдруг такое трафаретное понятие, такая ходульная истина? Не правда ли?

— Да, вы не ошиблись, я ожидал большего, — признался я.

Мой собеседник снисходительно улыбнулся:

— Я понимаю вас. Свобода — это опошленное слово, склоняется во всех падежах чуть ли не всеми нашими поколениями. Конечно, она не может вам представляться истинным источником счастья, между тем это так. Беда в том, что люди, твердя это слово, как попугаи, и не пытаются на деле осуществить и использовать это понятие. И те, кто больше всего ратует за свободу, кто громче и убежденнее выкрикивает это пустое для них слово, зачастую становятся первыми рабами своей партии, общественного мнения, разъедающего честолюбия, политической карьеры и прочих глупых организаций и пустых стимулов, уничтожающих в корне малейшие проблески индивидуализма и свободы. Но если серьезно и безоговорочно проникнуться этим понятием, то смею уверить вас, что оно и лишь оно является истинным ключом человеческого счастья.

— Я не совсем понимаю вас. Что называете вы серьезно и безоговорочно проникнуться свободой? — прервал я своего случайного знакомца.

— Позвольте, я вам объясню, но для этого мне нужно будет сделать маленькое отступление.

— Я вас слушаю, — согласился я и весь превратился во внимание.