Тайны и Природа Поэзии

СЕНТЯБРЬ

Как чист и поэтичен ныне твой язык, Сентябрь!

Какими образами дивными расцвечен!
Глубок, таинственен, как для толпы – алтарь,
И прежнею печатью – Мудрости – отмечен.

Но люди смысл его постигнут ли, скажи, когда?

Тревогой, болью наполняюсь год от года:
Как пропасть глубока, мне видится вражда,
Что разделяет два великие народа3.

Как червь мне точит душу всякий нравственный урод, –

С тобой же встречусь, и приходит исцеленье:
Всё так же сладок мне Познанья дивный плод, –
Душе восторг он дарит, сердцу – вдохновенье.

Как старца мудрого, неспешно речь твоя течёт, –

Не оттого ли манишь так воображенье?
Вот, пламенея взором, вновь шепчу: «В полёт!
И да исполнится судьбы предназначенье».

Осмысление того, что каждый серьёзный шаг в жизни человека, от рождения наделённого способностью творить с помощью слов, с первых шагов сознательной жизни направляется Высшими Силами по тернистому пути ввысь, к истокам истинных, от Бога получаемых, знаний, пришло ко мне в 1995 году. Тогда же я начала понимать и другое: что именно с целью подготовить сознание такого человека к переходу от одного этапа творчества к другому, более высокому, ему и посылаются Промыслом Божиим встречи с людьми, свыше отмеченными печатью, пророческие сновидения, чудесные видения души, духовные прозрения сердца, небесные знамения или самые настоящие чудеса. Поскольку же всё это было в изобилии явлено мне за годы жизни в Норвегии, недостатка в сюжетах я не только не испытывала, но время от времени отмахивалась от них – с помощью пера.

О норвежцах обычно говорят, что они рождаются с лыжами на ногах. После возвращения из Норвегии на Родину я как-то в шутку заметила о себе, что, скорее всего, родилась с пером в руках.

В самом деле: уже начиная с пятого класса, что бы со мной ни происходило – хорошего или плохого, – я спешила запечатлеть случившееся в дневнике. Эти записи, выступавшие чаще всего в форме писем, адресованных кому-либо из школьных товарищей или учителей (но никогда никому не посылавшиеся!), переросли вскоре в стихи. Когда это произошло, к удивлению моей первой в жизни русской учительницы, я заговорила не прозаическим языком, а стихами.4

2

Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Но в отношении меня эта словесная формулировка оказалась не совсем верна. Я познакомилась с главным героем своей будущей повести Адамом Егеде Ниссеном, попросту Адамом Адамовичем, как мне отрекомендовали его наши люди, вскоре после приезда в Осло, но мне потребовалось шесть долгих лет жизни там, прежде чем я созрела для написания её чернового варианта. Именно созрела! – если сказать иначе, будет неточно. Еще девятнадцать лет ушло на то, чтобы довести этот материал, как говорится, до ума: так долго и тщательно шла моя внутренняя подготовительная работа к созданию многопланового словесного организма прозаическим слогом.

С первых дней после приезда в Осло события вокруг меня стали разворачиваться таким образом, что одно чудо следовало за другим. Очень далёкая, однако, от мысли, что имею дело с настоящими чудесами, я отмахивалась от них. Так как хорошо усвоила к тому времени, что достаточно запечатлеть на бумаге то или иное отложившееся в подсознании или памяти сердца событие, необычное природное явление или знамение небес, как всё скоро забывалось.

Единственное, что ни на день не отступало на задний план – было желание написать об Адаме Адамовиче очерк, рассказ или повесть. Но я день за днём откладывала свою задумку, смутно надеясь получить изнутри или извне толчок, который ясно сказал бы мне, что вот сейчас самое время приступить к осуществлению задуманного.

Однако такого толчка всё не было и не было. Отчаявшись дождаться его когда-либо, я несколько раз садилась за стол с намерением немедленно приступить к работе. Просидев, однако, в бездействии с час или более и так ничего дельного не написав, сердясь на себя за напрасно потраченное время, принималась за свои обычные повседневные дела.

А годы шли! – один за другим. Мне не приходила в голову мысль, что все дело было в том, что от стихов, которые с отроческих лет были послушны перу, и я фактически росла вместе с ними, я решила попробовать свои силы и в художественной прозе. Не зная ещё того, что Поэзия очень ревнива, художественная же Проза никого не допускает в свои заповедные владения без предварительной, тщательной проверки того, чем дышит данный человек.