Тайны и Природа Поэзии

«Видите ли, я страстный любитель путешествовать: перед тем, как поехать в Вашу страну, я объездил едва ли не весь мир. И вот, на пересечении границы, ваш таможенник стал допытываться у меня, сколько наличных денег я везу с собой. Я назвал сумму, совсем запамятовав при этом, что в разных карманах брюк, костюма и куртки у меня лежало ещё около восьмидесяти фунтов стерлингов (сумма значительная для того времени!). Когда это обнаружилось, деньги были изъяты у меня. С требованием разобраться в этом беспрецедентном поступке ваших таможенников и вернуть мне мои деньги, я и пришёл к Вам».

За всё время, пока англичанин говорил, я не проронила ни одного слова. Когда же он кончил, начался мой рассказ: «Несколько дней назад, в продовольственном магазине, расположенном за углом, я стала невольной свидетельницей такого случая: стоявшая впереди меня, у самой кассы, пожилая англичанка – на вид ей было лет восемьдесят! – вытащила кошелёк, чтобы расплатиться за продукты и… уронила на пол один пенс (одну копейку). Кассирша – совсем молоденькая девушка! – остановила очередь, нырнула под кассу и долго искала этот злополучный пенс, который закатился, оказывается, под половицу. Она, не раздумывая, вскрыла половицу и, вытащив монету, с торжественным видом победительницы вручила её старушке».

Этот случай сказал мне тогда, что у англичан почти священное отношение к деньгам, моё же отношение к ним было как к обыкновенным бумажкам, но вывод этот оставила при себе, как недостаточно ещё зрелый. В качестве подтверждения истинности этих слов, расскажу об эпизоде из моей жизни, имевшем место весной 1970 года.

* * *

После приезда в Лондон прошло шесть или семь месяцев, в течение которых я из ночи в ночь «работала во сне» – сочиняла стихи, в результате чего так сильно похудела, что к весне 1970 года стала походить на тень от человека. Решив, что серьёзно заболела непонятной мне болезнью, я обратилась за советом к лондонским врачам. Первый из них, – он держал практику в том же доме, где располагался и корпункт газеты «Социалистическая индустрия» («Рабочая трибуна»), собкором которой был мой муж – Евгений Крюков, – с возмущённым видом выгнал меня, едва я вошла в его кабинет, со словами: «Вам не стыдно бегать по врачам в этом возрасте? Вы взгляните на лица моих пациентов, ожидающих очереди в приёмной: ведь им под девяносто!.. У Вас цветущее лицо без каких-либо признаков болезни!..» На мой робкий вопрос, почему я, на протяжении полугода, теряю в весе, а температура тела держится на отметке 37.2 градуса по Цельсию, пожал плечами: «Не знаю, – был ответ, – но то, что Вы совершенно здоровы, ручаюсь»

Я не поверила его словам. Не говоря никому ни слова, – в то время мои действия считались предосудительны с точки зрения установок, предписанных для каждого советского человека, находящегося за границей, – отправилась в лондонский госпиталь, расположенный в Хэмстеде, в котором меня подвергли тщательному обследованию, после чего пригласили в кабинет главврача на собеседование.

И вот, я сижу прямо напротив главного врача госпиталя. Какое-то время он внимательно изучает свою необычную пациентку, после чего начинает задавать разного рода вопросы: болела ли я той или иной болезнью, жила ли в жарких странах и так далее. Получив на все эти вопросы одни отрицательные ответы, он задаёт последний: «А скажите, хорошо ли Вы спите?» Я оживилась и воспрянула духом, ибо в голове мелькнула мысль: «Слава Богу! Нашёлся один умный врач, который докопался до самой сути моего состояния!». Но вслух я сказала ему совсем другие слова:

– Плохо, очень плохо, доктор!

– А в чём дело? – снова спрашивает он.

Задавая этот вопрос, главврач надеялся, как видно, что эта наивная русская женщина обязательно сболтнёт сейчас что-либо такое, что скомпрометирует или мужа – собкора советской газеты, – или кого-либо из посольских работников, большинство из которых, конечно же, шпионы. Но, к своему удивлению, услышал от меня совсем другое объяснение:

– Видите ли, доктор, едва ли не сразу после приезда в Лондон, из ночи в ночь, мне стали сниться одни и те же сны: как только я погружалась в сон, как ко мне тут же слетались некие таинственные гонцы, которые требовали от меня одного – сочинять стихи!.. И я сочиняла их – во сне. Утром же, проснувшись, помнила каждый стих очередного, во сне сочинённого стихотворения и при желании могла встать и записать его. Но у меня не оставалось для этого ни сил, ни особого желания сделать это, так как просыпалась изнурённой, как после тяжёлой ночной смены.

Внимательно выслушав меня, главврач госпиталя откинулся на спинку кресла и в первый раз с начала беседы улыбнулся мне, после чего сказал:

– В таком случае, Вы можете стать богатой женщиной! – стоит Вам начать записывать по утрам свои стихотворения и отдавать их в печать, как это занятие принесёт Вам не только деньги, но и славу!..

В ответ на его предложение я сказала буквально следующее: