«Бедолага», с чувством отписался я, в фоновом режиме гадая каких усилий феешне стоила каждая строчка. «Гадский мирок у него, наверное, раз в шестнадцать лет жениться заставляют».
«длянихнормальновполне», выдала новую сложно читаемую фразу моя собеседница. «они в три на на над цать лет уже взрослые. ищут па а а ару_женятся_размножаются. это всё что_о_о ты хотел вадим¿»
Беспомощно опрокинувшийся вопросительный знак в конце, казалось бы, обычного предложения, добил меня окончательно и я, хрюкнув, согнулся пополам. Депрессивные мысли а-ля «не выйти ли мне в окно» испарилось под натиском бурного веселья: Фэй и техника просто несовместимы.
«Нет», вытерев проступившие от смеха слёзы, отправил новое сообщения я. «Кстати, раз мы плотно переписываемся, может, перейдём в телегу или хотя бы ВотсАпп?»
«… … …», погрязшая в напряжённых думах фейка слала одно многоточие за другим, после чего разродилась уже знакомой мне россыпью европеоидных значков. «¿¿¿незнаю что___о это такое???»
«Мессенджеры», снисходительно разъяснил я, вдруг осознав, что совсем не прочь увидеться. «Хошь, заскочу?»
Фэй вновь рассыпалась многоточиями и нечитаемыми символами, борясь с испытывающей к ней неприязнь мобиле, и я счёл за лучшее ненадолго врубить комп. Два дня слишком мало для выявления чего-то путного и в то же время слишком много для отчаявшихся семей пропавших.
«Исчезновение среди бела дня!» вещал первый же новостной заголовок. «Обещанное веселье обернулось трагедией…»
«Где люди? Где трупы? Где… хоть что-нибудь?» взывал расположенный чуть ниже второй. «Нет тела — нет дела? А если нет ни тел, ни теплохода?»
«Пупкина Екатерина Фёдоровна: снился сон в руку…», изо всех сил ярился третий. «Трагедию можно было предотвратить, доверившись сновидению?»
Рассеянно кликая по перегруженным старыми фотографиями «Весёлого котика» и красочными парковыми видами ссылкам, я искал если не научное объяснение, — которого попросту не имелось — то что-нибудь близкое к истине. Увы, но нет: новостные порталы предлагали массу объяснений, начиная от инопланетного вторжения и заканчивая чрезмерной солнечной активностью, но все они были далеки от реальности.
«Почему так?» изложил свой вопрос в форме очередной смс я. «Официальные новости ещё ладно, понимаю, но всё остальное — не очень. Или ваши ололосы как-то шифруются?»
«не не не совсем», отвлеклась от рассылки точек моя персональная палочка-выручалочка. «есть мирлюдей и есть мирне не нелюде е е ей. каждый со своими … … … ¿¿¿ этимисамыми сен-дже-ра-ми. вернонаписала?»
«Подключишь?» с надеждой спросил я. «Знаю, знаю, вы с Рейджем считаете, будто ололосы через месяц отстанут, но… Мы с Идой встряли в вашу паранормальность по уши».
«твояправда», признал Ночной-Кошмар-Любой-Техники. «ачто пишут по по повашим технологиям?»
«Много чего», не стал скрывать я. «В основном, всякий бред по типу неисправностей, разъедающих железо букашек, американских террористов и жутко тайных речных глубин. Тел не нашли и не найдут, они ведь сожраны тем Ктулху Фхтагном, останков теплохода — тоже. Неделька-другая и забьют окончательно, включив происшествие в какие-нибудь «Тайны XXIвека». Фигня на палочке, в общем».
«при_и_и_скорбно», согласилась Фэй. «ладноярешила. приходи часа черездва… … …подключутебяксети или как вы тамэтоназываете. Заодно покажешь мне какувас … … фото добавлять¿ пригодится я я я как раз новыевозможности осваиваю».
«Замётано», отправив последнее сообщение, я закрыл браузер и принялся сверлить взглядом игровую библиотеку.
Игры частенько спасали меня от унылой повседневности, щедро восполняли недостаток впечатлений и награждали за любой чих, отчего я чувствовал себя невъебенно значимым. После смерти мамы они стали, вдобавок, мостиком в другие миры, где было так приятно и удобно прятаться от ужасов ИРЛ.
Наверное, я поступал неправильно и вместо того, чтобы столкнуться с действительностью лицом к лицу ссыкливо убегал прочь, жмуря глаза, смыкая губы и прикрывая уши на манер популярного обезьяньего трио «отрешённости».
Батяня спасался иначе, по будням хлеща пиво ящиками, а по выходным глуша водку. Пил и всё смотрел, смотрел на мамин автопортрет, висящий на стене и, хватаясь за голову, выл: «За что? За что?» Мамин рисунок, естественно, не отвечал и наутро батя, похмелившись, шёл на работу — если будни или дрых до самого вечера — если выхи.
А я лишь плотнее закрывал дверь и спасался наушниками, по-прежнему не желая ни думать, ни предполагать, ни тем более, вспоминать. Ведь именно я тогда нашёл её, уже холодную, в ванной комнате. Окровавленный нож валялся рядом, на кафеле, как бы укоряя меня в том, что я не подоспел вовремя.