Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

Второе. Нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах, даже в критических ситуациях или в пьяном бреду разведчик не должен говорить о своем особом профессиональном положении. «Это тяжелый искус, особенно для молодого человека. Ему нельзя поддаваться. Скромность и неприметность – наши профессиональные качества, залог успеха». Далее Шебаршин отметил следующее, очень важное, на мой взгляд. «Было время, когда само название КГБ внушало людям страх. Те из нас, кто был амбициознее, хвастливее, использовали это для самоутверждения. Последствия этого недопустимого поведения служба ощущает до сих пор».

Третье. Ни в коем разе нельзя считать себя чужим человеком в посольстве, под крышей которого работаешь, нужно быть таким же, как все, и, если понадобится – помогать сотрудникам, не жалея ни сил, ни времени, ни самого себя. «Это по-человечески приятно и окупается сторицей», – написал Шебаршин.

И последнее, четвертое. Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что не вмешиваться в дела посольства, не наводить в них свой порядок, не соперничать с дипломатами, не ощущать себя выше их, не учить уму-разуму, не устанавливать какую-то параллельную власть, а помогать им…. Если же начинается нездоровое соперничество, то кончается оно почти всегда обычной склокой.

И все-таки, несмотря ни на что, мелкий конфликт между послом и резидентом в Карачи возник.

Все дело было в том, что здание посольстве было старым, очень старым, оно ветшало буквально на глазах, от стен отскакивали целые куски краски, похожие на большие картонные лохмотья, крошилась и ссыпалась прямо на головы лепнина, песок и известка также неприятным дождем падали с потолков. Здание требовало ремонта, и прежде всего, как ни странно, ремонта требовал кабинет посла.

Неприлично было послу сидеть в таком кабинете.

Тогда кто-то из хозяйственников решил обшить кабинет деревянными панелями. Нестеренко это дело одобрил, и закипела энергичная работа.

Но в дело вмешалась разведка – дала заключение о том, что кабинет с точки зрения безопасности (государственной, естественно, безопасности, поскольку американцы, работавшие в тесной сцепке с местными органами, все время искали возможность поставить где-нибудь подслушивающий «жучок», либо вообще целую систему, которая давала бы им возможность быть в курсе всего, о чем говорят в посольстве) реконструировать нельзя. Никак нельзя.

Даже маленький ремонт в посольском здании мог принести беду – в любой деревяшке, доставленной из-за ворот, могло оказаться прослушивающее устройство.

Посол доводы разведки не принял, и тогда пришлось посылать шифровку в Москву.

Шебаршин написал, что наша резидентура в Карачи имеет следующие неприятные данные: все посольские телефоны, все до единого, которыми пользуются сотрудники посольства и вообще советские граждане, «круглосуточно контролируются пакистанцами и резидентурой ЦРУ, действующими в теснейшем контакте».

Любой «жучок» действительно мог принести беду, особенно если он оказывался в служебном кабинете и прилипал к какому-нибудь креслу или столу. «У людей есть привычка диктовать конфиденциальные и секретные материалы, проводить регулярные совещания, на которых откровенно излагаются все точки зрения. Если эти люди к тому же не слишком заботятся о безопасности своих помещений, то задачи разведки и контрразведки (не нашей, естественно, – чужой) заметно упрощаются. Однажды установленное устройство может работать очень долго».

Потом Шебаршин не раз вспоминал с улыбкой некоторые моменты службы в Пакистане. Когда советское посольство решило переехать во временную столицу Пакистана Равалпинди и арендовало там новое здание, то англичанин Баррингтон устроил дружескую вечернику молодых дипломатов – пригласил гостей из посольств разных стран. Обстановку он создал непринужденную – был и смех, и веселье, и тосты, и скетчи, обычно казавшиеся нашим людям несколько грубоватыми (вообще, что американский, что английский юмор часто выглядит плоским и непонятным), и действительно дружеские беседы, – все это было, в общем, но вот какая штука – американец с англичанином попытались взять Шебаршина в клещи и засыпали его вопросами о новом арендованном здании:

– А устраивает ли посла обстановка, в которую он переместился? Кстати, куда выходят окна его кабинета – на какую сторону, солнечную или теневую? Желательно, чтобы выходили на теневую – жара в Пакистане все-таки бывает лютая… А не слишком ли гремит Пешавар-роуд – очень уж много на ней бывает машин… Собираются ли советские коллеги устроить в посольстве новоселье – по старинном русскому обычаю? А?

И так далее.

Шебаршин также доброжелательно, с невинным видом отвечал им. Но в ответах его не было ни единого слова правды. Очень уж хотелось коллегам забросить в советское посольство подслушивающее устройство – желательно в каждый более-менее значимый кабинет.

Точно таким же было отношение наших разведчиков к сотрудникам посольств Штатов и Англии, и оно понятно: если это не враги, то соперники уж точно, и соперники беспощадные.