Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

Стукалин был с этим согласен и пошел отговаривать Косыгина от поездки. Но тот был тверд:

– Нет, не ехать нельзя.

Поехали. На фабрике пыльно, влажно, грохочут станки, жарко. Оказалось, что Косыгин ничего этого еще не забыл – для него звуки эти были родными.

Рабочие приветствовали гостя радостным ревом, иначе это не назовешь. Свои министры у них не бывали, они их никогда не видели, а тут приехал целый премьер-министр, и совсем неважно, что не свой…

В общем, прием был восторженный.

Когда вернулись в посольство, там Косыгина ожидала телеграмма – ему срочно надо было высказать свою точку зрения по одному важному политическому вопросу… Стукалин взял телеграмму и поспешил с нею в резиденцию к Косыгину.

А тот только-только снял с себя пиджак, вся спина мокрая, с нее течет пот.

– Подождите десять минут, – попросил Косыгин и полез в душ – надо было хоть немного придти в себя. Невольно подумалось тогда Стукалину: «Сильным миром сего достается так же, как и простым смертным. Может быть, достается даже еще больше».

Косыгин был точен: раз просил дать ему десять минут, в десять минут и уложился – продиктовал помощнику ответ на телеграмму, тот быстро отпечатал его на машинке и вручил Стукалину. «Точность – вежливость королей», – так, кажется, гласила старая пословица, советский премьер следовал ей.

В тот же день Косыгин выступал перед большой аудиторией: собралось примерно две тысячи человек. Чтобы защитить собравшихся от беспощадного солнца, хозяева соорудили навесной шатер, накрыли им целую травяную поляну. На это выступление пришли все, кто мог, – и Стукалин, и Шебаршин, и половина посольских работников.

В руках у Косыгина, когда он выступал, был крохотный листок, на нем начертано всего три пункта – об этом он собирался говорить, больше не было ничего, и за помощью он ни кому не обращался – все цифры держал в голове. Говорил, как всегда, блестяще, хотя в некоторых местах иногда, может быть, и суховато.

В первом ряду, под навесом, сидел американец, генеральный консул, он же, как было известно нашим, являлся и резидентом разведки Штатов. По национальности резидент был поляком, очень неплохо знал русский язык.

В руках он держал диктофон. Когда говорил Косыгин, американец включал диктофон, когда шел перевод Суходрева – выключал: то ли пленку экономил, то ли предпочитал иметь дело только с оригиналом выступления.

Встреча закончилась, он подошел к Стукалину и признался с улыбкой:

– Виктор, у вас отличный премьер!

– Генри, когда вам понадобится отличный президент, скажите нам с Шебаршиным – мы поможем!

Американец засмеялся. Стукалин – тоже.

Спросил:

– Генри, а отчего вы выключали диктофон, когда шел перевод Суходрева?

– Все-таки английский язык я знаю лучше его, – сказал американец.

Посмеялись еще немного и разошлись. Шебаршин все время находился рядом.

Улетел Косыгин из Карачи уже совершенно здоровым.

Работа в Пакистане была интересной, Шебаршин постоянно оказывался в центре крупных политических событий, там он познакомился – как и хотел – со многими интересными людьми…

В своих дневниках Шебаршин рассказал, как закончилась жизнь блистательного пакистанца Зульфикара Али Бхутто, который был не только министром и премьером, но и некоторое время президентом страны, председателем правящей партии. Его звали уже «председатель Бхутто» – почетное имя, почетное обращение…

В апреле семьдесят девятого года Бхутто не стало.

Произошло это на рассвете, к нему в тюрьму пришли полицейские, начальник тюрьмы, какие-то чиновники – полтора десятка человек. Бхутто был заточен своими противниками в одну из самых секретных и страшных тюрем Равалпинди.

«На голом бетонном полу, под невыносимо режущим светом электрической лампы лежит человек, ни единым движением не отзывающийся ни на топот, на скрежет замка, ни на оклик. Дряхлый, изможденный, с остатками седых волос, прикрытый невозможно продранными и измызганными лохмотьями старик разбужен пинком в бок. Тюремный врач отыскивает высохшую, обтянутую пергаментной нечистой кожей, покрытую ссадинами и язвами руку и, торопясь, делает инъекцию. Старик вздрагивает, блеснувшие было глаза гаснут. Он чувствует еще, как кто-то приподнимает его тело с пола, чувствует, что его куда-то волокут, пытается идти сам и повисает на жестких руках полицейских…».

Через несколько минут его подтащили к виселице, на шею накинули веревочную петлю, и председателя Бхутто не стало.

Работать в Пакистане было непросто. Прежде всего, конечно, из-за изматывающего климата, жары, от которой человек очень быстро превращается в обычную мокрую тряпку – надо было видеть того же Косыгина в этих условиях.

В такую жару, естественно, развиваются всякие микробы, к людям прилипают болезни, с которыми бороться трудно, разве только на английский манер – стаканом виски, но на виски не всегда хватало денег… А если честно, очень часто не хватало. Кстати, хороший напиток виски – единственный крепкий алкоголь, который не вызывает у человека такую страшную болезнь, как цирроз печени.