Тайны кремлевских жен

— Я такие предположения слышала из уст людей: мы ее не добили и тебя, но мы вас когда-нибудь добьем. Один кэгэбэшник напился как-то раз до такого состояния, что в моей же квартире (я не знала, где он работает сначала) — у нас была большая компания, всегда открыты двери для всех — сказал: досье на вас обоих вот такой толщины, мы только приказа ждем! Мне было лет 27–28, но дала я ему по голове бутылкой со всего размаха. Потом мне сказали, что он офицером в КГБ работает.

Вот, это факты, которыми я располагаю. Вам судить…

— Кто был ваш папа?

— Папу моего звали Джексон Роджер Тэйт. Во время Отечественной войны его послали в Советский Союз военным советником (так как США и СССР были союзниками) для того, чтобы он начал претворять в жизнь проект постройки военных баз с целью нападения на Японию из Сибири. И на одном из приемов в Москве он встретил маму, и они влюбились. Такая повседневная история! Мама была очень известной актрисой в то время, но, когда папа влюбился, он ничего о ней не знал. Они просто влюбились друг в друга, потом он уже узнал, кто она. Их предупреждали. Мама всегда говорила: «Нет, я настолько известная, они меня никогда не тронут». А папа был вообще человек из свободного мира, он говорил: «А что в этом страшного — любить», и ничего здесь не было, никакой политики, это была любовь. И они решили: папа был практически в разводе со своей женой, мама тогда не хотела бросать Россию или ее профессию, и они, значит, два идиота, решили, что им возможно будет жить шесть месяцев здесь, в Америке, и шесть месяцев в Советском Союзе. И что мама может продолжать свою карьеру. Так они и договорились. Закончится война, папа уедет в Америку, там официально разведется, а потом приедет и заберет маму. Наступило время победы в 45-м году, они были очень возбуждены этим (так как обе страны были против Гитлера), и победой и всем, и решили, что время проходит, терять его нельзя, и нужно, чтобы у них родился ребенок. Во имя Победы! Если девочка, то Виктория, если мальчик, то Виктор.

Так он стал моим папой.

Потом моего папу выслали. Как персону нон-грата. Ему дали 78 часов. Когда он потребовал объяснений в посольстве, ему сказали: «Джек, просто уже уезжай, от советских ты никаких объяснений не добьешься». Потом он добился объяснений в Америке, в Госдепартаменте, тоже наткнулся на глухую стену, потому что никто ничего не знал, никто не хотел ничего знать, ему все говорили: что же, здесь красивых женщин, что ли, нету, тебе больше всего нужно портить связи с Советским Союзом. Усугублять и без того сложные взаимоотношения. Короче говоря, он продолжал поиски мамы 2 года. Через два года ему пришло письма из Стокгольма, написанное, как он  посчитал, рукой мамы, так как он никогда не знал ее почерка, где было сказано: «Джек (а он ей все время писал письма), ты меня очень раздражаешь своими ^: письмами и своим вниманием, я счастлива, я замужем, у меня двое детей, и оставь меня в покое». Папа сказал: «Меня это по самолюбию так ударило, я два года добивался хоть каких-то новостей, рвался туда поехать, разыскать ее…» А поскольку она ни на одно его письмо не отвечала, он решил: ладно, не хочешь меня, ну и не надо.

Естественно, что письмо написала не моя мама. Но он этого не знал. Мама в это время уже сидела на Лубянке, как предатель советского народа.

— Когда ваш папа узнал, что у него есть ребенок?;

— Мне было тогда 15 лет, когда ему Ирина Кёрк позвонила и сказала (она в конце концов его адрес нашла, в связи с разными обстоятельствами она не могла раньше с ним связаться), она вся такая женщина — «таинственная незнакомка» — в судьбе моей семьи сыграла не последнюю роль. Она позвонила и сказала: «Значит ли что-нибудь для вас имя Зоя?» Потом была долгая пауза, и папа сказал: «Все». И в первый раз она сказала: «А знаете ли вы, что у вас есть дочь в Советском Союзе?» И он спросил: «Ее зовут Виктория?» Она сказала: да. Он начал плакать и сказал: я перезвоню вам… Папа, когда я узнала о нем, уже ушел из флота, он был адмирал в отставке. Жил он во Флориде, и я не видела своего отца 29 лет. Умер он от рака, его последние слова были обо мне… Я помню, он сказал, когда я его навещала в больнице: «Передай обязательно Зое, что она была единственной женщиной, которую я действительно очень-очень любил».

— О вашем детстве?