Тайны Кремля<br />Сталин, Молотов, Берия, Маленков

Полем битвы стал 12-й пленум правления ССП, на котором поначалу предполагали обсудить более нейтральные вопросы — развитие армянской, латышской, казахской литератур за период, прошедший после постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», и лишь мимоходом, чисто формально, «для галочки», затронуть проблемы драматургии. Сама же драма начала разыгрываться в пятницу, 17 декабря. На вечернем заседании, когда Софронов сделал доклад об актуальных проблемах советской драматургии.

Разумеется, чтобы не подвергнуться обвинению в односторонности, корпоративности, он разнес последние произведения А. Галича и К. Исаева, Л. Левина и И. Меттера, В. Полякова, К. Финна, И. Финка, Н. Погодина. По мнению Софронова, тех драматургов, «пьесы которых страдают оторванностью от жизни, низким идейно-художественным уровнем». Но основной удар нанес по критикам. Обвинил их в том, что ими «не изжит эстетский подход к явлениям искусства, приятельскими отношениями нередко подменяется принципиальный подход к делу, далеко не достаточно ведется борьба за большевистскую партийность в драматургии и критике». Вынудил, тем самым, названных в этой связи Борщаговского, Варшавского, Крути, Малюгина, Рудницкого, Гурвича, Бояджиева, Юзовского уже не нападать, а оправдываться, спасая самих себя.

На следующий день погром продолжился. Председатель комитета по делам искусств Лебедев подверг критике собственные издания, за которые и отвечал — газету «Советское искусство», журнал «Театр». Осудил их за то, что те, мол, «в ряде вопросов неправильно, с чисто формалистических позиций ориентируют читателей, театр и деятелей искусства». А руководитель писательского союза обрушился, в свою очередь, на тех критиков, «которые подходят к явлениям советской жизни, отраженным в драматических произведениях, с позиций эстетства и формализма»[663].

Так именно те, кто, казалось бы, и должен был оказаться в положении подвергнутого жесточайшей критике, сомкнули ряды, чтобы отразить натиск общего противника — сектора искусств Агитпропа. Однако опасаясь, естественно, последствий открытого выступления против одного из органов аппарата партии, не упоминали в выступлениях ни Рюрикова, ни Прокофьева. Накинулись дружно на тех, кто участвовал в подготовке нежелательного документа. Сформулировали обвинения их в одной из резолюций пленума следующим образом:

«В секции театральных критиков Всероссийского театрального общества и в комиссии по драматургии при союзе писателей группируются критики, стоящие на осужденных партией позициях аполитичности искусства, отстаиваемые ими в более или менее открытой или завуалированной форме. Менее откровенно на страницах печати и более откровенно на всевозможных совещаниях при ВТО и в Центральном доме литераторов этого рода критики (Гурвич, Юзовский, Малюгин и др.) с формалистических и эстетских позиций пытаются дискредитировать положительные явления в советской драматургии… Желая расшатать доверие театров к современной советской теме с позиций аполитичного искусства, они неправильно ориентируют советского зрителя и мешают развитию творческого дарования многих драматургов, обращающихся к современной теме. Среди критиков этого рода культивируется низкопоклонство перед буржуазной культурой Запада (выделено мною. — Ю. Ж.), игнорируется богатейшее наследство русской классической драматургии, существует нигилизм по отношению к значительному опыту советской драматургии…

Часть советских театральных критиков (Борщаговский, Бояджиев, Варшавский) фактически идут в поводу у критики формалистической, эстетской; другие (Альтман, Холодов) примиренчески относятся к этим чуждым взглядам на драматургию и театральное искусство. Таким образом, прежние и нынешние работы критиков, стоящих на аполитичных позициях, на позициях „чистого искусства“, „искусства для искусства“, остаются до сих пор не разоблаченными и не раскритикованными»[664].

Работа пленума завершилась 20 декабря, но только три дня спустя, да и то после настойчивых просьб Софронова, его доклад как статья «За дальнейший подъем советской драматургии» появился на третьей полосе «Правды». Пытаясь развить успех, Софронов 25 декабря вместе с Фадеевым, а 31 декабря — с Тихоновым обратился к Маленкову, испрашивая его согласие на публикацию в «Правде» еще и резолюций 12-го пленума ССП[665].