Тайны Кремля<br />Сталин, Молотов, Берия, Маленков

Теперь становилось очевидным, что несмотря ни на что призыв СССР к переговорам, впервые — в декабре 1952 года — изложенный в воззвании и обращении Венского конгресса народов в защиту мира[800] медленно, но все же находит понимание и отклик. И его общая формулировка, позднее дословно повторенная Маленковым — «нет таких разногласий между государствами, которые не могли бы быть решены путем переговоров», и конкретные предложения — о прекращении войны в Корее, о встрече лидеров пяти великих держав, включая КНР. Потому-то, даже после весьма сдержанного заявления Эйзенхауэра, в «Правде» 24 мая опубликовали очередную обширную, на всю первую полосу, лишь по форме редакционную статью «К современному международному положению». Откровенно выражая взгляд Кремля, она по смыслу сводилась к одной четкой фразе: «Советский Союз всегда готов с полной серьезностью и добросовестностью рассмотреть любые предложения, направленные на обеспечение мира и возможно более широких экономических и культурных связей между государствами».

Это был однозначный ответ и на выступления Черчилля, Эйзенхауэра, и на любые решения трех лидеров, которым еще только предстояло собраться — в декабре, на Бермудских островах.

Тем временем без какой-либо задержки или промедления решался самый острый, самый болезненный для мирового сообщества вопрос — корейский. Еще 26 апреля в Паньмыньчжоне возобновились переговоры. Спустя всего месяц удалось максимально сблизить позиции обеих сторон, а потому уже 8 июня подписать соглашение об обмене военнопленными, и 27 июля — о перемирии.

Не дожидаясь саммита советское руководство начало форсировать разрешение и второй, столь же важной международной проблемы — германской. Ни в малейшей степени не отступая от прежней, изначальной позиции — создать единую, демократическую, вооруженную, но нейтральную Германию, из которой тотчас после подписания мирного договора будут выведены все оккупационные войска, начали кардинально менять форму присутствия там СССР. 29 мая ликвидировало Советскую контрольную комиссию, а главнокомандующего избавили от необходимости заниматься гражданскими делами. Эти вопросы передали в ведение В. С. Семенова, должность которого отныне стала называться не политический советник СКК, а верховный комиссар. Чуть позже, 5 июня, аналогичные меры провели и в Австрии, где, правда, спустя всего неделю И. И. Ильичева, верховного комиссара, возвели в ранг посла[801]. Наконец, 26 июня СССР официально объявил о досрочном освобождении и возвращении на родину немецких военнопленных[802].

По мере проведения в жизнь новой внешнеполитической доктрины, Молотов чувствовал себя все более уверенным и потому в середине апреля начал восстанавливать свои позиции в МИДе. Немалую роль в том сыграл отъезд Вышинского в Нью-Йорк, где ему предстояло представлять СССР в ООН — главного соперника не приходилось больше опасаться. За две недели Вячеславу Михайловичу удалось добиться многого. Отправки Малика послом в Лондон, утверждения возвращенного в Москву Громыко первым заместителем министра, а так и не уехавшего в Пекин В. В. Кузнецова — вторым. Избавления от ставшего вдруг ненужным В. Н. Павлова, бывшего переводчика Сталина, которого «спихнул» главным редактором издательства на иностранных языках. Замены посла в Париже А. П. Павлова на С. А. Виноградова, побывавшего вместе с Вячеславом Михайловичем в опале. Назначения на ключевые посты в МИДе, заведующими отделами, хорошо знакомых ему по совместной работе прежде А. А. Соболева (страны Америки), Н. Т. Федоренко (страны Дальнего Востока), Г. М. Пушкина (сначала страны Среднего и Ближнего Востока, а вскоре — 3-й европейский отдел), Г. Т. Зайцева (страны Среднего и Ближнего Востока)[803].

Тем временем начали происходить, все настойчивее заявляя о себе, серьезные сдвиги в идеологии.

Начиная с 6 марта 1953 года все материалы отечественных средств массовой информации в той или иной степени посвящались Сталину. Сообщали о его состоянии, потом о смерти. И о его величайшем значении в жизни СССР, советского народа, прогрессивного человечества. Всего мира. Искренние слова любви к Сталину находили руководители коммунистических и рабочих партий — Берут и Готвальд, Ракоши и Грозу, Мао и Ким, иные. Проникновенно писали о покойном вожде Эренбург и Твардовский, Фадеев и Симонов, многие, очень многие другие.

В те же дни все кинотеатры страны чуть ли непрерывно демонстрировали хронику, свидетельствовавшую о всеобщей скорби. Показывали многотысячные колонны людей, шедших к Дому союзов, чтобы отдать последний долг Сталину. Показывали многотысячные митинги, состоявшиеся в момент похорон во всех городах и селах страны. Всякий раз запечатлевали неподдельное горе, слезы на глазах…