Тайны мадам Дюбуа

6 июня, 07 часов 05 минут, Балтика, открытое море

В следующий раз я проснулась гораздо позже и даже смогла бы назвать себя отдохнувшей – если бы не чувство неясной тревоги. Что-то было не так. Да, пароход по-прежнему качало со страшной силой, но к этому я привыкнуть успела, и даже желудок меня не подводил. И все-таки что-то было не так.

С полминуты я вслушивалась лязг и скрежет парохода, в порывы ветра, атакующие иллюминатор. Из-за стенки доносились бодрые голоса Софи и Андре, моих ранних пташек… а потом меня осенило – паровая машина. Она больше не шумела, не работала.

И тогда уж паника охватила меня по-полной, ибо я точно знала, что никаких остановок вплоть до самого Гельсингфорса не намечено. Вскочила, накинула первое что под руку подвернулось и принялась искать мужа. Нашла, слава Богу, быстро, в гостиной – я даже не была уверена, что он ложился этой ночью.

– Что случилось? – спросила я, плотнее кутаясь в капот.

– Приказ командира корабля, – неохотно ответил муж, разбивая кочергой угли в горящем камине. – Впереди буря и шведский Готланд: можем сесть на мель, если не переждем. Экипаж остановил машину, пароход на якоре.

Я похолодела.

– Но… здесь же бомба! Что если этот Химик решит, будто остановка из-за него, и…

Муж, будто сражался с невидимым врагом, ударил кочергой особенно сильно. Искры фейерверком полетели вверх. Он швырнул кочергу и тяжело оперся на каминную полку.

– Жан… – позвала я, беспокоясь все сильней.

– Я все думаю, где же я так нагрешил, – ответил он чуть слышно. – Все вокруг сыпется, рушится с такой скоростью, что порой мне страшно просыпаться по утрам, Лили. Будто однажды, открыв глаза, я и тебя не увижу.

– Эй! – я легонько тронула его за руку. – Это же моя фраза. Это я всего боюсь и переживаю, как бы чего не случилось. Забыл? А ты над всем потешаешься и отвратительно шутишь. И лишь твоя самоуверенность порой позволяет и мне окончательно не сойти с ума от страха.

– Теперь еще получается, что мы идеальная пара? – хмыкнул он.

– Идеальная. А ты сомневался?

– Сомневался. Ты бы могла найти себе и кого получше.

– Могла бы, – пожала я плечами, и впрямь раздумывая. – Но, кажется, это твоя матушка говорила: лучшее – враг хорошего. Ну вот, ты хотя бы улыбнулся – всегда улыбаешься, когда я говорю о твоей матушке.

Я обняла его за талию и тотчас почувствовала теплые губы на своем виске.

– Улыбаюсь… поулыбался бы я, если б ты тогда ушла от меня.

– Но ведь я не ушла. И ни разу о том не пожалела.

– Я каждый день молюсь, чтобы ты о том не пожалела. Потому как если уйдешь… я даже обвинить тебя не посмею. Сколько раз ты меня терпела, и спасала, и прощала. На две жизни вперед хватит. А теперь еще все это… Пароход, Химик, Жанна Гроссо. Я не могу тебя больше подвести. Не имею права. Думаешь, я не вижу, как ты все время смотришь на восток, как ты хочешь туда вернуться, и как винишь меня за то, что нам пришлось уехать. Из-за меня пришлось – из-за моего упрямства, глупости, той самой напускной бравады!

– Мы вернемся, – неожиданно уверенно ответила я. – Рано или поздно ты найдешь выход – а я тебе помогу.

Но мужа это не удовлетворило. Он посмотрел на меня очень серьезно:

– Ты можешь помочь прямо сейчас.

Я с готовностью кивнула, вся превратившись в слух – так мне хотелось быть полезной. Но муж договорил:

– …если пообещаешь мне, что не станешь очертя голову лезть в расследование. Я справляюсь со всем, лишь зная, что ты в безопасности. Потому прошу, оставайся в каюте – никуда не выходи, никому не открывай. Даже Вальцу, мисс Райс и другим твоим новым друзьям. Даже Бланш – я сам объяснюсь с нашей няней.

Просьба эта меня расстроила, не скрою: я была способна на большее, и муж это знал. Однако в свете недавних событий… стоило мне прислушаться. Я кивнула.

И муж даже предупредил мой следующий опрос:

– О последней просьбе Жанны Гроссо я помню, но не стоит тебе и туда ходить. Мадам Гроссо… словом, пока ее оставили там. Ее каюта заперта, но я добуду ключ и принесу книгу из спальной тебе – ежели она и впрямь там.

Что я могла ответить на такую предупредительность? Кивнула и пообещала, что запрусь в каюте изнутри. С тем и расстались.

Жан ушел.

В гостиной я обнаружила сервированный столик с еще горячим кофе, омлетом, бутербродами и тремя видами джема для детей – все же муж чересчур их балует! Да и меня. Кофе и тот был с жирными сливками. Вообще, традиционный немецкий завтрак мало чем отличался от немецкого же обеда или ужина: разве что жирного, копченого и квашенного во второй половине дня подавали еще больше. Но мужу нравилось. Иногда он шутил, мол, хорошо, что нас не отправились в Британию, ибо на постной овсянке он бы долго не протянул…

Вопреки моим опасениям, никто особенно меня не разыскивал и не стучал поминутно в дверь. Лишь Софи разок спросила, где Бланш, но ответом моим вполне удовлетворилась и согласилась тихонько порисовать с младшим братом. Я же, подкрепившись, кажется, на день вперед, почувствовала себя способной мыслить трезво и разложить, наконец, все по полочкам.

Что же все-таки вчера произошло?