Становится холодно. Открыв рюкзак, я достаю первую попавшуюся вещь – плотный шерстяной свитер. Я натягиваю его через голову, но, засовывая руку в рукав, вдруг чувствую нечто твердое. Я толкаю руку вперед, и на землю падает тонкий черный предмет.
Наклонившись, я его поднимаю и, удивленно мотая головой, верчу в руках. Мамин диктофон. Видимо, Пол его положил по ошибке, решив, что он мой. Откинув рюкзак в сторону, я сажусь на траву. Если диктофон еще работает, я смогу в последний раз услышать мамин голос. Свернувшись в клубок, я разбираюсь с кнопками. Диктофон более старой модели, нежели мой, и приходится повозиться, чтобы его включить, но наконец я слышу шипение, а за ним мамин голос, который ни с чьим не спутать.
–
Ее голос плывет по пыльному воздуху, и я улыбаюсь. Она пришла ко мне, когда я больше всего в ней нуждаюсь. На глаза наворачиваются слезы – она рассказывает, что нужно купить в магазине и когда вывозят мусор в рождественские праздники. Всякие повседневные бытовые мелочи, но, слушая ее болтовню, я чувствую себя в безопасности. Затем она замолкает, и следует долгая пауза. Я перематываю вперед и снова слышу ее голос.
Немного перемотав, я жду, пока она снова заговорит.
Ее голос серьезен, и я встаю и прибавляю громкость, сердце бешено колотится у меня в груди.
Это последнее, что я слышу, прежде чем меня ослепляет вспышка яркого белого света, и я падаю на землю. Я слышу знакомый треск, который издает приближающийся снаряд. Спрятав лицо, я закрываю глаза, и все погружается во тьму.
Часть вторая
Кто-то светит мне в лицо фонариком. Зажмурившись, я пытаюсь вспомнить, где я. Затем я вижу стоящего надо мной мужчину. С этого ракурса он похож на великана с огромными волосатыми руками, сложенными на груди. Однако, приглядевшись, я вижу, что это всего лишь Пол. Мой муж. А фонарик – это лучи раннего утреннего солнца, проступающие сквозь окно веранды.
– Что тебе нужно? – бормочу я, зарываясь обратно в складки кресла. Во рту у меня пересохло, и собственный голос болью отдается в голове.
– Салли, я хочу с тобой поговорить, – заявляет он. Голос у него тихий и серьезный.
– А я с тобой не хочу.
Я зажмуриваюсь. От солнечного света, льющегося в окно, у меня болит голова. Во рту до сих пор привкус вчерашнего вина, и такое чувство, что стоит мне пошевелиться, меня вырвет. Закрыв глаза, я делаю вид, что его тут нет. Чего он стоит у меня над душой? Он же знает, что здесь ему не рады: это
– Салли, прошу тебя, – говорит он. – Просыпайся. У меня плохие новости.
Я открываю глаза и смотрю на него. Лицо у него заплаканное. Внутри все леденеет. Что-то с ней.
– Ханна, – шепчу я. – Что-то с Ханной?
Он мотает головой.
– Нет, не с Ханной.
Слава богу, думаю я, сползая обратно в кресло. Если с Ханной все нормально, мне плевать, что там он хочет мне сказать. Но он все еще здесь. Я чувствую, что он надо мной навис.
– Что случилось? – спрашиваю я. – Скажи мне.
Присев на краешек стола, он обхватывает голову руками.
– Пол, ради бога, просто скажи, что случилось.
– Кейт, – поднимает он голову.
– Ох, и что на этот раз с ней произошло? – говорю я, оглядывая веранду в поисках вина. Мне нужно немного выпить, чтобы снять напряжение. – Ее похитили?
Бутылки нигде нет. Наверное, я вчера ее допила. Я встаю с кресла и направляюсь к двери.
– Присядь, – говорит Пол, положив руку мне на плечо. – Это серьезно.
Я смотрю на него. Лицо у него мертвенно-бледное.
– Слушай, что бы там ни было, – говорю я, садясь обратно в кресло, – с Кейт все будет нормально. Она в состоянии сама о себе позаботиться. У нее это всегда хорошо получалось.
– Салли, послушай.
– Она только-только уехала, и все с ней было нормально.
Руки у меня трясутся. Мне нужно выпить.
– Послушай, милая, – говорит он, наклонившись и взяв меня за руки. – Дай мне сказать.
– Мне не интересно, – резко обрываю его я, отталкивая его руки. – Кейт в состоянии сама о себе позаботиться.