Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

В числе книг для внеклассного чтения находилось жизнеописание княгини Наталии Долгорукой – будущей схимонахини Нектариии

Безусловно, это было связано с тем, что в школе не просто давали знания, а учили жить по заповедям Божиим. Ведь, по словам святителя Николая Сербского, «ущерб в вере человека вызывает непременно ущерб в характере. Ибо как река связана со своим источником и свет с солнцем, так и моральная жизнь – с верой» [25]. Бывало и так, что девочки из старообрядческих семей после обучения в монастырской школе переставали придерживаться старых обрядов. Так произошло с Пелагеей Дорофеевой.

А еще случалось, что бывшие ученицы школы не желали покидать полюбившийся им Сурский монастырь и просили игуменью оставить их там уже послушницами. Например, Параскева Новикова из села Слуды, окончив школу, «домой так и не вернулась, осталась в обители, где научилась хорошо столярничать» [7]. Свидетельством тому, что ее пример был не единственным, является письмо игуменьи Порфирии к праведному Иоанну Кронштадтскому, в котором она сообщает: «Сурские девицы молодые по 17-му году просятся в монастырь: почти все наши школьницы, принимать их или нет? Трех я уже взяла, очень бедные сироты две». Видимо, какой бы тяжелой и суровой не представлялась стороннему человеку жизнь в монастыре, для этих девочек время, проведенное в нем, было самым счастливым, и монахини относились к ним лучше, чем те, кто окружали их в миру.

Завершая рассказ о Сурской монастырской школе, стоит упомянуть о том, что она пользовалась популярностью среди жителей Пинежья. Об этом свидетельствует письмо, посланное праведному Иоанну Кронштадтскому 9 сентября 1908 года о. Георгием Маккавеевым, который сообщал, что «желающих девочек учиться и счету нет, а прием только 4 человека». При этом «некоторые лица просили принять их дочерей, не учившихся в этой школе, лишь поучиться рукоделию». Так что инициатива северных женских обителей в создании школ поддерживалась местным населением – ведь это давало крестьянским детям шанс стать грамотными и, возможно, выбиться в люди.

Безусловно, просветительская деятельность северных женских монастырей могла быть более активной и распространенной. Однако после установления на Севере советской власти монастырские школы и монастыри были закрыты и уничтожены. Правда, в Архангельской епархии во время Гражданской войны игуменья Сурского Иоанно-Богословского монастыря Серафима (Ефимова) пыталась возобновить занятия в монастырской школе. В одной из атеистических работ 40-х годов ХХ века упоминается о том, что в период иностранной интервенции «игуменья Иоанно-Богословского женского монастыря (Пинега) просила отдел народного образования вернуть ей отчужденную монастырскую школу» [1].

Тем не менее это было не возрождением, а агонией Сурской монастырской школы. По воспоминаниям Пелагии Дорофеевой, когда в Суру пришли красные, в школе шел урок. Послушница Мария Максимовна (вероятно, речь идет о Марии Красильниковой) велела девочкам стать на колени и молиться, а сама побежала к игуменье. Перепуганные ученицы отчаянно молились Богу, тем более что у входа в школу красные поставили вооруженного часового. К счастью для Пелагеи, ее вызволила бабушка. Но часовой согласился отпустить девочку лишь после того, как получил от ее бабушки хлеб, а также обыскал ее школьную сумку…

Впрочем, после этого «воспитанницы учились еще около года. Потом в монастыре открыли лазарет и навезли раненых. Сидят они, бывало, на уроках, а бойцы заведут патефон да песни революционные поют. Какая тут учеба! Вот их и распустили. Посоветовали в сельскую школу идти. А там ребята и девки – все вместе» [7]. Учительница Мария Красильникова впоследствии была арестована и, вероятно, погибла в ссылке. Мученическим был конец и о. Георгия Маккавеева, и бывшего диакона-учителя Петра Никольского, к тому времени уже священника…

Вот и подошел к концу рассказ о просветительской деятельности северных женских обителей. Возможно, благодаря этому читатель смог увидеть северных монахинь не только неутомимыми труженицами, молитвенницами, милостивыми к оступившимся людям, но еще и просветительницами местного населения. Конечно, кто-то может сказать, что большинство северных женских обителей сделало не так уж много «на ниве народного просвещения», как этого хотелось бы нам. Но поспешу поправить – они просто-напросто не успели сделать слишком многого.