Я работала в психиатрии и знаю, что галлюцинация пациента — такая же для него реальность, как для нас любая другая реальность. Нет способа доказать ему, что восемь чертей, которые по столу ходят, на самом деле не существуют, а их его мозг породил. Поэтому нам так важно знать, как мозг работает, потому что мы от него тотально зависим.
И вот справиться с хаосом, на который наши сенсорные системы реагируют каждую миллисекунду, помогает человеческий язык. А точнее — мозг с помощью языка обеспечивает нам не только коммуникацию, но и возможность с этим бардаком бороться. Например, есть огурчики маленькие, крупные, с пупырышками, гнилые, соленые — разные. Но для них всех есть одно слово «огурец». Если бы его не было, нам пришлось бы для каждого из объектов придумывать новое слово. Выходит, что язык дает возможность собрать мир и структурировать. И язык для этого использует договорные механизмы. Мы договариваемся, что это называется «микрофон», а это «экран». Это код носителей одного или нескольких языков. И эта общая способность работать с языком наследуется. Поэтому, какие бы усилия вы ни употребили для обучения курицы языку, ничего не получится. Для этого нужно специальные гены и специальный мозг. Именно такой он у нас и есть.
Да что там куры, — даже наши ближайшие по генетическому родству шимпанзе, по-видимому, не могут научиться говорить, пусть хоть на своем обезьяньем языке, но именно говорить, а не просто сигнализировать, кто там главный самец, где опасность, а где много еды. Ученые до сих пор спорят на этот счет. В 1930-40-е годы супружеская пара американских психологов Лейла и Винтроп Келлог взяли на воспитание в дом детеныша шимпанзе Гуа, чтобы воспитывать ее одновременно с их недавно родившимся сыном Дональдом. Гуа с мальчиком росли как сестра и брат, но шимпанзе ни разу не сказала ни слова, не в пример Дональду, который помимо быстро усвоенного языка человека начал копировать звуки обезьянки. Супруги Кейт и Кейтерин Хайе, тоже американские психологи, растили шимпанзе Вики прямо в лаборатории по изучению приматов и усиленно обучали его языку, выстраивая ему даже правильные движения губ и языка для произнесения соответствующих звуков. После большого количества упражнений, часто помогая губам руками, к семи годам Вики научился выговаривать три слова, в которых можно было различить к месту и не к месту воспроизведенные «слова»: папа, мамаи чашка.
Конечно, у обезьян были неравные условия с ребенком — хотя бы, совсем не подготовленный природой к звуковому языку голосовой аппарат. В конце 1960-х годов сразу несколько команд психологов начали изучать возможность обучения детенышей обезьян языку жестов. Уже в 70-х было объявлено, что знаменитые сейчас обезьянки Сара, Лана, Кензи, Вешо и Коко в той или иной степени, но обучились общаться с сородичами и с экспериментаторами посредством жестов, а также с помощью маркеров объектов и действий. Сара научилась выстраивать в цепочку на доске намагниченные пластиковые фигуры, как это сейчас делают дети для усвоения азбуки. Лана и Кензи научились нажимать кнопки с соответствующими символами на специальной клавиатуре компьютера. Еще больших успехов достигли шимпанзе Вэшу и горилла Коко, как было заявлено, — они овладели американским жестовым языком, то есть вышли на полный контакт с глухонемыми людьми! «Язык больше не является той областью, где господствует только человек», — заявила дрессировщица Коко — Франсина Паттерсон. Горилла Коко не просто разговаривает на языке жестов, она еще выстраивает на этом языке всяческие каламбуры, шутки, метафоры и невинные обманы, — утверждала Паттерсон. Оставалось только представить таблицы употребления тех или иных жестов с оценкой, насколько они были уместны в каждом случае. Однако большинство дрессировщиков ответили отказом на просьбу исследователей предоставить им необработанные данные для статистического анализа. Поэтому истинные языковые достижения знаменитых обезьянок обросли легендами, если не сказать, что и вовсе покрыты тайной. Во всяком случае, знающие американский жестовый язык глухонемые не нашли общего языка с красавчиком Коко. К тому же этот жестовый язык, строго говоря, языком-то и не является, а представляет собой всего лишь грубую систему мимики и жестов, без сколь-нибудь выраженных морфологии и синтаксиса.
В своей книге «Инстинкт языка» Пинкер пишет, что «.. На самом деле, то, что реально делали шимпанзе, было интереснее, чем утверждения дрессировщиков о том, что они делали. Джейн Гудол, присутствовавшая при работе над проектом, заметила, что все так называемые жесты Нима были знакомы ей из ее наблюдений над шимпанзе в природных условиях. Шимпанзе очень сильно опирались на жесты из своего природного репертуара, а не усваивали настоящие произвольные жесты американского жестового языка».