На крыльце в торжественной позе сфинкса сидел Пилат и щурился на разгорающийся рассвет. Они тихонько уселись рядом.
Дождь прекратился, оставив в наследство прохладную свежесть. Сбежавший ветер, похоже, забрал с собой кучи мусора, которые вздымал ночью. Умытый дом смотрел на мир безмятежно и доброжелательно.
После довольно продолжительной паузы Марина спросила:
– Как ты додумался?
– Ты сказала про вселение в «другое существо». Не в человека, а в существо, понимаешь? Это и навело меня на мысль, – Никита сжал её пальцы в своих и усмехнулся, – я, вообще-то умный.
– Я знаю, – улыбнулась она. – Ты успел в последний момент. Если бы солнце взошло…
– Я знаю, – улыбнулся он.
Они ещё помолчали.
– И что дальше? – Марина оглянулась на закопчённую дверь.
Никита поднял голову к высокому голубому небу, улыбнулся и хозяйским жестом обнял её за плечи:
– Всё будет хорошо.
Хвост Пилата взметнулся, как чёрный пиратский флаг.
Кирилл Токарев
Надежда на невозможное
Кукрыниксы, «Никто»
Песчаный скат издыхал. Тяжёлый хвост, усаженный острыми шипами, лоснящимися от яда, бессильно бил по земле, вздымая тучи мелкой пыли. Подергивались мощные крылья-плавники, сухо и страшно щёлкали хитиновые отростки, заменяющие скату зубы, но всё это уже ничего не значило. С разрубленным вдоль брюхом, с вываленными на землю мотками кишок не живут. И правило это непреложно и для человекоподобных, и для самой разной нечисти, коей в избытке расплодилось за последние три столетия.
Поразивший тварь сидел, привалившись спиной к тёплой поверхности одинокого валуна. Острые черты лица и иссиня-чёрные волосы выдавали в нем уроженца северных равнин Йоно-Шу – места, где никогда не стихают войны. Он тоже был мёртв и прекрасно знал об этом: ядовитый шип песчаного ската рассёк кольчужный чулок чуть выше колена, и теперь отрава медленно, но верно делала свое дело.
– Глупо, правда? – победитель песчаного ската виновато усмехнулся. – Если б я не бросился наперерез гадине, а ударил сбоку…
– …То скат снёс бы голову Беатрикс. Или достал бы Козмо. Или убил бы их обоих, – воин в тяжёлом пластинчатом доспехе тяжело вздохнул. – Выбора не было. И ты всё сделал правильно, Рикард.
– Я рад, что ты одобряешь, Роланд, – в голосе Рикарда звучал сарказм. – Что ж. Приятно знать, что я подох не напрасно. Хотя…
– Что – «хотя»?
– Роланд, не надо, – рыжая девушка в пёстром наряде Вольных Рот положила было руку на плечо воителя, но тот дёрнулся, словно вырываясь из смертельной хватки.
– Так что ты там говорил насчет «хотя», а, Рикард?
– Ты прекрасно всё знаешь и сам. Наш поход. Глупость ведь, а, Роланд? Ну, признай это хоть сейчас. Хоть для меня. – Победитель песчаного ската натужно закашлялся, по его подбородку потекла тоненькая струя чёрной, как смола, крови. Яд уже действовал.
– Значит, глупость? – лицо воина потемнело от гнева. – Глупость, да? Почему же ты не сказал этого раньше? Тогда, в грязной кантине на рынке Тултубаша? Почему ты молчал, когда я разрушал свою жизнь? Когда рвал старые связи? Когда создавал себе новых врагов? Почему ты молчал тогда, а, кусок смердящего дерьма?
– Роланд! – рыжая Беатрикс попыталась ухватить своего спутника за плечо, но её оттащили в сторону. Козмо, молчаливый и угрюмый, слишком хорошо знал лидера их маленькой группы и не хотел рисковать.
– Так почему ты молчал, а? – в голосе Роланда уже не оставалось ничего человеческого. Это был рык разъяренного зверя. Хуже того: и Беатрикс, и Козмо прекрасно видели, как сквозь человеческую сущность проступают
Рикард попытался рассмеяться, но поперхнулся кровью.