Ей показалось, или правда кто-то идёт? Точно, шаги. Медленные, шаркающие. Фонарь в руках старухи раскачивался, позволяя разглядеть лишь кусок тёмно-синего платья.
– Простите, пожалуйста! Как пройти к садовым участкам «Авиатор»? Они где-то близко, но я…
Калитка резко распахнулась. Жёсткие, как сучья, пальцы впились в плечо девушки. Рывок – и сзади с лязгом захлопнулась створка. Старуха, не выпуская Зинчиного плеча, подняла фонарь, и тот осветил костлявое лицо с глубокими, чёткими морщинами, абсолютно белые волосы под чёрной кружевной шалью, дряблую жёлтую шею над вырезом бархатного платья, украшенного пожелтевшим полотняным букетиком.
– Ты принесла ключ?
Старуха наклонилась так, что её чёрные, глубоко запавшие глаза приблизились вплотную. На Зинчу пахнуло ландышами, старческой кожей и свечным нагаром. Она рванулась, но старуха держала цепко. Спиной девушка ощущала твёрдые завитки решётки. Старуха дышала тяжело, её голос оказался сиплым, словно сорванным.
– Давай сюда! Ну же, быстро!
«Да она сумасшедшая!»
Зина зашарила в кармане. Ключи? Пусть, только бы вырваться! Связка зацепилась за подкладку, и девушка дёргала, пока не услышала треск рвущейся материи. Чтобы взять ключи, умалишённая выпустила девушку, и тут сверху с хлопаньем крыльев упала тень. Что-то тёмное, обдав запахом перьев, пронеслось над Зинчиным плечом и ударило в лицо старухи. Фонарь упал, зазвенело стекло. Пламя взметнулось и погасло. Зинча шарахнулась, снова упёрлась лопатками в решётку, но на этот раз та поддалась – калитка! Девушка вывалилась наружу, развернулась и бросилась прочь.
Ветви хлестали по лицу, туфля слетела и осталась сзади, и Зинча скинула вторую. Внезапно она споткнулась, вскрикнула, вытянула руки вперёд – и пальцы наткнулись на круглые прутья. На этот раз калитка оказалась нужной.
Спустя какое-то время Зинча сидела на диване, подобрав ноги и зажав в ладонях кружку с горячим чаем. Свет она зажгла везде, и на веранде, и в комнате, обогреватель включила на полную мощность. Постепенно Зина согрелась, и пережитое отступило, показалось забавным недоразумением. По крайней мере, если она сейчас позвонит родителям, сможет говорить так, что они не перепугаются. Да и чего пугаться? Заблудилась в темноте и встретила бабку в деменции. Всё. Зинча решительно включила подзарядившийся телефон.
– Всё в порядке, я дома.
– Отлично! Печку топишь?
– Нет, тут не холодно. Обогревателем обойдусь, – и, отвечая на невысказанное «Почему так долго?», добавила: – Представляешь, в темноте заблудилась, только недавно вошла. Ни одного фонаря на всём пути!
– Да я знаю уже. Разговаривала с Галиной Семёновной, она говорит – больше двух часов света не было. Какая-то авария на ЛЭП.
Галиной Семёновной звали соседку.
Ну вот и ещё одна деталь получила разумное объяснение. Зина пообещала, что ни за что не потащит тяжёлый рюкзак, предостерегла от излишнего увлечения аспирином-Ц и нажала отбой.
Был бы жив Тёмка – не пришлось бы ей в одиночестве… Сперва Тёмка, в горах, потом Дима.
Зинча вытянула ноги и закрыла глаза. Можно находить и смысл, и удовольствие в работе, читать, выбираться с подругами в кино, и вообще жить, никому и ни в чём не завидуя, а всё же бывают вечера, от которых нет спасения. И ничего не сделаешь, надо просто перетерпеть.
Зинча дружила с Тёмой. По крайней мере, так называли эти отношения родители, которые, впрочем, не сомневались, что по окончании школы пара поженится. «Только с детьми не торопитесь, – предупреждала мама. – Хотя бы три курса закончите!» После десятого класса Тёмка поехал в горы с отцом. Говорили – несчастный случай, говорили – так не должно было получиться…
Два года спустя Зинча, решив, что жизнь всё-таки продолжается, начала встречаться с однокурсником Димой. Той же зимой, переходя через трамвайные пути, тот поскользнулся и ударился затылком. После Димы Зинаида вбила себе в голову, что с ней что-то не так, и что третьего раза она не допустит. Она старалась поменьше вспоминать и плотнее забивать дни. Вообще-то, Зина не считала себя суеверной. Ни в чём другом. Но – «даже если ничего такого нет, проверять я не стану», так она говорила самой себе.
Всё, хватит об этом. Спать пора.