Скоро тридцатник, а столько удовольствия – разглядывать всю эту ерунду. С каждым предметом была связана история. Даже не история, нет, какое-то дорогое ощущение, настроение. И всё же ключик – сейчас, как и тогда – выглядел особенным. Настоящим. Словно им и правда что-то открывали!
Кто-то постучал в стекло – резко, требовательно. Зинча вздрогнула и обернулась. На яблоневой ветке сидела сойка. Увидев, что Зинча её заметила, птица выбила по стеклу новую барабанную дробь и замерла, наклонив голову.
– Кыш! – Зина вскочила. Пугаться ещё и птицы – это уж слишком. Задёрнув штору, она сгребла «драгоценности» в жестянку и спрятала на место. Теперь поужинать, а перед сном – спокойно почитать. А впереди ещё завтрашний день.
Софья стояла на краю поля. Запах разложения перебивался другим – едким, тяжёлым запахом горелой плоти. Сырой ветер трепал полотнище палатки походной церкви. Чёрный дым, тонкой струйкой поднимавшийся над обширной ямой, относило в сторону реденького, ещё не зазеленевшего леса.
– С духами скончавшихся праведников упокой, Спаситель, душу рабов Твоих, сохраняя их в Твоей блаженной жизни, Человеколюбец.
Священник обходил яму, взмахивая кадилом. Софья подошла ближе и остановилась.
Сверху лежало крупное тело в синих лохмотьях, и Софья покачала головой:
– Не он.
То, что было рядом, опознать не удалось бы никому: нога в побуревшей лосине, часть торса и ещё куски тел, из-под которых высовывалось обугленное копыто.
– Он… отпевает лошадь?
Софья не хотела, чтобы её слова прозвучали громко, но священник отвлёкся на миг – взглянул коротко и вновь сосредоточился на каноне.
– Эх, барышня!
Софья не ждала продолжения, но Фёдор, помолчав, добавил:
– А иных и вовсе без отпевания зарыли.
Снова этот кошмар! Да что же это?
Зинча просыпалась, пила воду, засыпала. И проваливалась обратно.
Плотный брезент палатки не отгораживал от тяжёлого вездесущего запаха. Софья сидела на складной койке. Сейчас, когда её никто не видел, она не держала спину прямо: обессиленно сгорбившись, уткнулась в ладони, словно из позвоночника вынули стержень.
У входа покашляли.
– Барышня, тут до вас посетитель. Господин Заецкий. Прикажете принять?
«Что за Заецкий?» И всё же: вдруг он что-то знает? Весь лагерь был в курсе, что Софья Алединская ищет жениха, поручика Елагина.
– Проси.
Снова выпрямиться. Беглым взглядом отыскала зеркало: что бы ни случилось, волосы должны быть в порядке.
Господин Заецкий был настолько невзрачным, что Софья не запомнила бы его, даже если бы постаралась. Тонкие губы, простоватый нос, светлые глаза – то ли серые, то ли болотные, черты лица – словно смазанные. Одет был посетитель на редкость неуместно: светский фрак, короткие панталоны и чулки, словно не было вокруг грязного снега и вытаивающих из-под него останков. Подчиняясь приглашению, господин Заецкий опустился на походный стул.