Тайны ночных улиц

Войс умолк. Лозицин напечатал финальную фразу, в дальнем закутке сознания лелея надежду на спасение: свалить к родителям – оставить это проклятое место. Тут же ощутил жар: кресло обняла тонкая пелена огня. Пламя необъяснимой природы потрескивало, чадило, не касаясь предметов и самого Валерия. Насмешливый голос соавтора заставил вздрогнуть:

– Не вздумай прятаться! Если, конечно, не хочешь обречь близких на мучительную смерть.

Избавляясь от непосильного напряжения всё возрастающей жути, Лозицин пробормотал скороговоркой:

– Нет-нет. Я тут. Не прячусь.

– Ха-ха-ха, – громогласно откликнулся ставший незримым Войс, – подписывай новый контракт и больше не шали, парень.

Равномерный гул системного блока, до этого неслышный, стал единственным звуком в пространстве. Валерий, прикрыв глаза, упокоив руки на подлокотниках, ждал новой пакости. Огонь угас. Что ещё? Потоп? Взрыв? Землетрясение? Быть может пойти в полицию? Подписать липовое признание, пусть посадят в СИЗО, да и дело с концом… Решение не успело сформироваться, прерванное звонком редактора.

– Я согласен, Зиновий Петрович, – сообщил Валерий, не тратя время и силы на предисловия, – пришлите курьера с договором. Подпишу.

Не дослушав восхищённую тираду, отключился. Шлейфом от прерванного диалога остался вопрос о заявке. Ни заявок, ни проектов, ни синопсисов Лозицин ни разу не подавал, отделывался сценариями. С чего бы изменять принятому стилю общения с каналом? Решил причесать свеженабранный текст, да отправить.

С первых же строк Валерий забыл про вычитку. Это всё он печатал? Остервенело прокручивая лист за листом, до рези в уставших глазах пялился на кричащие строки. Вера Фёдоровна – так зовут Алькину бабушку. Название деревни совпадает. Даже расписание автобусов приведено в точности такое, как Лозицин его запомнил. Как? Как это возможно? Пожилую женщину находят мёртвой. Всё указывает на несчастный случай – поскользнулась на вымытом полу, ударилась виском об угол комода. Но нет! Свидетели указывают на тайный приезд внучки. Та прятала лицо за тёмными очками, но её узнали. Следовательно, внучка не в отъезде, как считалось, а навещала бабушку. Почему же не вызвала помощь? Вера Фёдоровна скончалась не сразу, её можно было спасти. Злой умысел?

Дальше Лозицин действовал на автомате: отправил файл с текстом на свой же электронный адрес, стремительно оделся, схватил телефон, планшет, кошелёк и рванул на автобус. Можно ещё успеть на утренний рейс. Во дворе заметил такси. Как кстати! Метнулся, едва не сбив с ног пышную брюнетку, отплывающую от машины.

– Шеф! В Новосёлки! Тройной тариф!

– Седай, – рыжие усы водилы подтянулись, оголив широкие зубы и светло-розовые дёсны.

– Гони! Штрафы оплачу, – выкрикнул Валерий, плюхаясь на сиденье. Не замечая рассуждений таксиста о причинах, погнавших пассажира в такую рань из дома, Лозицин открыл сценарий на планшете и вчитывался, находя новые подтверждения страшной догадке. Бедная Вера Фёдоровна! Как её угораздило? Бедная Алька! Как ей выпутаться?

Он поможет! Выступит свидетелем. Переломит злосчастный рок! Не позволит Войсу сломать жизнь любимой женщине! Только теперь Валера осознал, что с тех пор, как занялся писаниной под диктовку, оставил фантазии о мести. Что это? Силы иссякли? Простил? Да! Он простил и Альку, и даже Федотова. Ради их дочки, ради любви, в конце концов! Их любви, нахлынувшей внезапно, и собственного истерзанного чувства – угасшего, но не забытого.

Новосёлки встретили чистейшим как горный ручей, ещё не прогретым, воздухом, дружным тявканьем из-под каждых ворот, профессорскими взглядами одетых в просторные юбки и растянутые кофты старух. Лозицин всматривался в лица редких жителей, сторонящихся и качающих головами, нет ли в них примет свершившегося горя?

Вот знакомая калитка. Валера торопливо расплатился и попросил водителя подождать с полчасика.

– Хоть часик! – шутливо откликнулся тот, – ожидание оплатишь.

Ноги подгибались, словно неисправные протезы. Каждый шаг давался с усилием. Что таится за покрашенной в цвет молочного шоколада дверью? Знакомый серый кот, дремавший на освещённом солнцем крылечке, повёл ухом и неторопливо поднялся. Валерий тронул мягкую шёрстку ладонью, не сводя глаз с приоткрытой двери:

– Ну, Дымок, что тут у вас? Не опечатано смотрю. Как это понимать?

Запели тревожимые шагами половицы, скрипнули петли, дверь распахнулась, показывая худощавую улыбчивую женщину за шестьдесят с убранными в узел седыми волосами.

– Валера?

– В-вера…. Вера Фёдоровна! С вами всё в порядке? А где Альбина?

– Будто не знаешь? – покачала головой бабушка. – В Германии. С этим… новым своим. А ты чего тут? Зайдёшь? Чайку, может? Я блинков нажарила.

Лозицин привалился к перилам, глядя на Веру Фёдоровну снизу вверх и подавляя желание усесться прямо тут на ступеньку – колени ныли, руки дрожали.

– Спасибо. Нет. Меня такси ждёт. Я только предупредить хотел… – Он замялся. О чём предупреждать-то? Чтобы полы не мыла, или по сырому не ходила? Ещё за сумасшедшего сочтёт. Махнул рукой, попятился: – Пустое. Просто берегите себя, а то всякое бывает.