– Ничего не понимаю, – пробормотал юноша. – Зачем это тебе? Ты кто вообще?
Голос замолчал. Никита тоже – обдумывая то, что услышал. Если это действительно всё, что требуется, то ничего страшного ему не предлагают. Он-то уже успел передумать всякие ужасы. А всего-то: дойти (тем более, ведут) и сказать (тем более, правду). После чего развернуться, уйти и забыть. Ничего сложного. И ничего плохого, верно? И всё-таки что-то царапало его.
Кому и зачем надо, чтобы Хмара узнала о его равнодушии? Как будто она не догадывалась! И почему именно о его?
Почти исключительно из чувства противоречия Никита поинтересовался:
– А если я откажусь?
Перед мысленным взором вспыхнула картинка: оплывающий диван, превращающаяся в гадкое коричневое месиво дорожка на полу подбирается к двери в спальню родителей. Вот дорожка достигает двери, та корёжится и обугливается. Отливающая ртутным блеском лужа втекает в спальню и неотвратимо ползёт к родительской кровати, к свесившейся во сне почти до пола маминой руке…
– Не-ет! – закричал Никита. В груди бухал набат.
– Не делай этого!
– Да… да.
Он задыхался, словно вырывающийся из ловчей сети зверь. Всё что угодно – лишь бы родители… лишь бы с родителями ничего не случилось.
Под унылой моросью Никита достиг чернеющего среди голых кустов здания своей бывшей школы и быстрым шагом миновал его. Дальше дорожка почти не освещалась. Странно, вроде бы не маленький город, а фонари не горят, да и нет их почти. Собственно, и дома скоро закончились – по крайней мере, многоэтажки. Не сдерживаемый стенами ветер стал пронзительнее. Парень поёжился, но шага не сбавил. Сердце колотилось неровно, как будто само не уверенное, чего ждать.
Одноэтажная деревянная хибара выглядела тоскливо и как-то обособленно – словно стояла не посреди улицы, а в некоем изолированном пространстве. Покосившиеся доски низкого забора, безрадостно-коричневые стены, наглухо запертые ставни, покрытая копотью труба. Ноги довели юношу до границы запущенного участка.
Несмотря на затмевающую разум тревогу, Никита поразился: он и представить не мог, что Хмара живёт в таких условиях. Вспомнились её блёклые бесформенные платья, старомодные тупоносые туфли. Никита тряхнул головой, отгоняя не вовремя нахлынувшую жалость. Он должен защитить родителей. Да и не собирается он делать Хмаре ничего плохого! Подумаешь, несколько слов… Под ложечкой засосало.
Никита мужественно толкнул калитку. Из-под ног метнулось что-то чёрное, мазнуло по джинсам и скрылось в темноте. Из горла вырвался истерический смешок: всего лишь кот. Чёрный кот, перебежавший дорогу. Почти бегом, чтоб не дать себе времени засомневаться, студент преодолел несколько метров по раскисшей тропинке и громко постучал. Дверь отворилась почти мгновенно – как будто Хмара стояла с другой стороны и ждала его.
Никита набрал воздуха, готовясь выпалить заготовленную речь, поднял глаза на бывшую одноклассницу, и слова застряли в горле. Стоящая в полутёмной прихожей, бледная почти до синевы, испуганная и потерянная Хмара уставилась на него, приоткрыв рот. Вместо идиотских хвостиков лохматились короткие волосы, оказавшиеся вдруг светлыми. Уродливые очки тоже исчезли, и большие, ярко-зелёные глаза Хмары блестели, отражая свет горевшей вдалеке лампы. Она почему-то была босиком, в какой-то совсем лёгкой кофточке, потёртые голубые джинсы обтягивали ноги, едва прикрывая голени. Взгляд парня упёрся в голые лодыжки с трогательно выпирающими косточками.
Хмара переступила босыми ногами.
– Никита? Ты пришёл… ко мне?
Голос её прозвучал растерянно, но вспыхнувшее в глазах сияние буквально ослепило Никиту. Он словно проглотил язык и лишь пялился на неё, не в силах признать в этой взволнованной худенькой девушке угрюмую Хмару, вечно обряженную в безразмерные, бесформенные балахоны.
Она вдруг напряглась и, дёрнув шеей куда-то вглубь коридора, хрипло произнесла:
– Или ты к ней? Тогда ты опоздал.
Хмара отступила, обвиняюще-гневные нотки в её голосе отчего-то больно задели Никиту, хотя он понятия не имел, о чём речь.
– Я к тебе, – деревянным голосом сказал он.
– Правда? – прошептала она. – Ко мне?.. Но откуда ты…
На щеках девушки выступил румянец, и она сделала несмелый шаг навстречу ему.
От загремевшего в голове голоса Никита дёрнулся. Он почти забыл, что привело его в этот тёмный покосившийся дом.
Хмара в замешательстве остановилась, глядя на внезапно посеревшего одноклассника. Она, конечно, не слышала никакого голоса. Никита же почувствовал, как покрылся холодным по́том. Родители…
– Слушай, – просипел он, – я должен тебе сказать…
Она прервала его, схватив за руку: