Тайны Острова Санта Круз

Старушка поворчала, но все-таки позвонила в скорую помощь. Пашку быстро увезли. Приехавший врач позвонил в милицию, сообщив об огнестрельном ранении. Милицию, впрочем, эта история не особо заинтересовала. Катерина дала показания, не упоминая ни словом о Воване. По её версии, пробегали два незнакомых ей парня, один за другим, второй выстрелил в первого и случайно попал в проходившего мимо Пашку. Милиционеры сделали вид, что поверили. Осмотрев место происшествия, они сели в УАЗик и уехали.

Катюшка сидела на ступенях и молча плакала. Я села рядом с ней. Она подняла на меня свои прозрачные глаза: в их глубине отражалась вся её боль и отчаяние. На правой скуле расползался фиолетовый синяк.

–Больно? – спросила я ее.

– Нет, – качнула головой Катюха.

–Поедешь к Пашке в больницу?

–Нет…не сейчас…– она пошевелила обтянутой чулком ступней и сморщилась от боли.

Внизу у крыльца отыскалась её туфля. Каблук был сломан. Я помогла Катюхе надеть куртку, сунула в ее безвольную руку раскуренную сигарету, и принялась отбивать каблук у второй туфли. С размахом я колотила ей по асфальту, зло и со всей мочи разбивая неподдающийся каблук в щепки, пока он не отвалился. Катя молча курила; по её щекам опять потекли слезы.

–Давай, Кать, пошли, – сказала я, прикрывая волосами её расцвеченную скулу.

Она держалась молодцом, старалась идти прямо, но все же напоминала куклу, набитую ватой: словно из нее кто-то высосал все соки, и ничего не дал взамен. Идти ей было явно тяжело, и она крепилась из последних сил.

Дома, усадив Катюху в теплую ванну, я налила ей водки и заставила выпить. Она порозовела, тихонько поскуливая, стала ощупывать лицо.

– Точно решила, что в милицию не будешь подавать? – на всякий случай спросила я.

– На кого? – вдруг закатилась она смехом, – На хахаля бывшего?

Она с истерично, взахлеб смеялась, и никак не могла остановиться. Я протянула ей сигарету. У нее лязгали зубы, она долго не могла затянуться, а потом как-то разом вошла в ступор.

– Кать, Катюш?– позвала я.

Она снова заплакала, непонимающе глядя на меня своими прозрачными глазами:

– Я ему: Володечка, не надо, Володечка, не надо…

Она снова вскинула на меня глаза, потемневшие от злости:

– Динка.. какая же я дура, Дин…

Я тихонько сжала ее руку. Так лучше. Злая Катюха – это намного лучше, чем тряпичная безвольная кукла.

Стрелял в Пашку Катюхин «бывший хахаль» – Вован. Он был коренным пермяком. В Екатеринбурге Катюшка так и не поступила в университет и записалась на курсы бухгалтеров. Как оказалась, выбор она сделала отличный, и уже через пол-года получала во много раз больше выпускников филфака. В Перми, соседнем с Екатеринбургом уральском городе, от тетушки ей досталась «однушка» рядом с Центром. Переехав в Пермь, она тут же познакомилась с этим высоким, в хорошем прикиде, парнем, подсевшем к ней баре. Вован уже тогда был при деньгах, промышлял куплей-продажей и держал пару хороших ларьков у вокзала. Соображал он быстро, наркотой не злоупотреблял и ездил на пежо. Парень он был нежадный, и Катюшка вскоре стала носить самые модные сапожки и кожаные курточки. Одевал он ей согласно какому-то дворовому коду, так что даже в самые темные часы он могла смело щеголять в золотых сережках и норковых шубках, – без страха остаться с разорванными мочками и быть раздетой. Вован какими-то хитросплетениями помог ей выменять тетушкину «однушку» на трехкомнатную квартиру в соседнем доме, правда, бывшую коммуналку, требующую ремонта. Словом, из нас, пятерых подруг, Катюха одна жила, как тогда говорили, «на мази и в шоколаде».

Скучала я по ней ужасно. Вместе с Катюхой ушли в небытие совершенно бессовестные спектакли, которые мы разыгрывали с тем, чтобы попасть в её закрытую общагу в ночные часы, после дискотек или пирушек. Для этого мы зачастую подбивали на мелкое хулиганство моего знакомого врача на «скоряке», который хмурился, но соглашался нам помочь. Во время своего дежурства он подвозил нас к общежитию и включал все мигалки машины скорой помощи, чтобы сердитая дежурная тетя Фаня тут же прониклась важностью момента. Это всегда срабатывало. Катюха почти выносила меня, бледную и державшуюся за сердце, из машины и звонила в дверь. «Что, Дин, опять плохо?» – хлопотала обычно неприступная тетя Фаня, поддерживая меня за локоть и вызывая нам лифт. Как только дверь лифта перед ее носом захлопывалась, мы начинали безудержно корчиться и шипеть от смеха, закрывая ладошками рты, пока не въезжали на свой восьмой этаж. Там-то мы смеялись во всю глотку, без страха быть разоблаченными.