Эта фотография — все, что осталось от Ати. Своего внука он отправил в далекую Россию, в надежде на то, что там он женится, обживется, и будет далеко от беды… Не получилось. Он не сберег ни сына, ни внука. Не смог. При всем своем опыте, при всей своей силе — он ничего, ничего не смог сделать…
— Немедленно уходите отсюда! — услышал Старцев, когда еще поднимался по знакомым ступеням.
Привычно раскланялся с фигурой алеутского шамана, застывшего в позе ритуального танца — он искренне считал его живым — и даже немного опасался — в чем, разумеется, никому ни за что бы не признался.
Ему показалось — или шаман на самом деле вздохнул с облегчением, когда увидел Старцева — и чуть повел глазами в сторону «Кабинета натуралий» — как любил называть свое детище Петр I.
— Немедленно уходите отсюда! — уже кричали громче и истеричнее.
Видимо, скандал в «Кабинете натуралий» разгорался не на шутку.
— Вы пьяны, — кричала молодая дама, не обращая внимания на посетителей.
«Новая формация начальства, — оценил Старцев, — кто такая, почему не знаю?»
Начальница была свежая, подтянутая, в светлом костюме с иголочки. Личико изображало брезгливую гримасу, словно она, бедная, все не могла понять, какая нелегкая занесла ее на эти галеры…
«Странно…, — оглянулся вокруг Егор Иванович, — посетители никак не реагируют на скандал. Стоят, уставившись на витрины, как завороженные. Даже дети не шушукаются, не хихикают».
— Егор Иванович! — кинулась к нему, как к спасителю, самая пожилая и уважаемая из сотрудниц, присматривающих за залами музея. — Я вам хотела звонить!
— Добрый день, Александра Ильинична. Я так смотрю, пора уже…
— Нам только собутыльника не хватало! — всплеснула руками начальница. — Давайте-ка, любезные, идите отсюда! А то я охрану вызову.
— Что-то мне все это напоминает сцену из «Бриллиантовой руки», — печально проговорил Старцев, принципиально обращаясь только к Александре Ильиничне. — Ну что же, давайте еще добавим сходства.
И он достал красную гербовую книжечку.
— Начальник Особого отдела охраны музеев при Президенте Российской Федерации. Где у вас можно поговорить спокойно?
— Егор Иванович, — шептала ему по дороге в кабинет старая и проверенная сотрудница. — Я прихожу по утрам — а формалином пахнет. И брызги на полу…
— Пить надо меньше! — отрезала начальница, которая этот нервный шепот все-таки услышала — и Александра Ильинична смущенно замолкала — такой грех за нею, действительно, водился.
— Я молюсь за упокой души этих младенцев. Я не знаю, как это делать правильно — но молюсь… — едва слышно выдохнула она на ухо Старцеву, когда они входили в кабинет.
— Проходите, присаживайтесь, — обратилась начальница к Старцеву.
— Спасибо, — широко улыбнулся Егор Иванович — но сначала усадил старейшую сотрудницу.
С удовольствием посмотрел на ее начальницу.
— Давайте разбираться… — проговорил он. — Как давно в музее неспокойно и почему нас не известили?
— У нас все хорошо.
— Вы посетителей видели? Все столпились в одном зале и не шевелятся. Не разговаривают… Куда уж спокойнее!
— Вот только не надо в государственном музее «Секретные материалы» устраивать! — зашипела молодая дама.
— Вас же уведомляли при приеме на работу, что обо всех странностях необходимо извещать наш отдел, — Старцев говорил практически нежно, как с ребенком, которого нужно уговорить садиться на горшок. — О том, что вы должны рассуждать — необходимо это или нет — в ваши должностные обязанности ведь не входит? И вообще…
Он хотел продолжить свою патетически-воспитательно-гневную речь… Но вдруг осекся.
Чувство опасности — а оно было у него весьма и весьма развито — вдруг буквально завизжало:
— Беги. Беги отсюда!!
Старцев привык доверять этому чувству как никому и ничему другому. С того самого момента, как он поменял сытую и безопасную жизнь маменькиного сынка на армию — был в его жизни такой период, бастовал он так. Все пытался себя найти. И попал в Афганистан. Вот там-то он впервые и узнал о том, что в нем есть этот дар — внутреннее чутье на опасность. И что этому чутью надо верить как никому.
Немедленно поднялся со стула — получилось резко. Потом понял, что на него удивленно уставилась начальница и обеспокоено — Александра Ильинична. Пришлось как-то выходить из беседы:
— Так что примите мой совет, уважаемая…
— Яна Борисовна, — прервала его девица.
— Хорошо, Яна Борисовна. Если вы хотите работать в этой сфере — то научитесь звонить нам. И слушать опытных людей.
И он кивнул на Александру Ильиничну.
— Возможно, вам звонить и надо, — был высокомерный ответ. — Но мою сотрудницу я намерена уволить.
— Ну что за глупости… — укоризненно покачал головой начальник управления музеями. — Не вы же ее назначали — не вам и увольнять…
На него накатило перед самой дверью. Пошатнувшись и стиснув зубы, он все же сумел выйти.
Дальше была тоска… Бездонная как омут, затягивающая все глубже и глубже. Старцев не просто погружался в нее, он как будто расслаивался на мелкие-мелкие бесконечные пластинки льдинок… И застывал, с последним ужасом понимая, что превращается в НИЧТО…