Тайны Парижа

На следующий день компрометирующие письма и бумаги были сожжены до последней, и Арман очутился обладателем пятидесяти тысяч ливров годового дохода. Но был на свете еще один человек, также писавший мемуары и завещавший своей несчастной вдове страстную и мрачную повесть этого общества бандитов, сделавшихся мстителями за обиженных судьбой, а вдова, прочитавшая эти мемуары, поклялась над гробом покойного отомстить за Гонтрана де Ласи.

XIX

– Как? Неужели мы все заснули? – воскликнул один из гостей, осушив свой стакан и взглянув на собутыльников.

– Никогда! – ответил свежий, звонкий голосок двадцатилетней женщины.

Вопрос и ответ раздались в декабре 185* года, в 5 часов утра, в столовой известной дамы полусвета.

Фульмен – царица кордебалета того времени, прославившаяся менее своим хореографическим талантом, чем страстной любовью, которую питал к ней лорд Г., ирландский пэр, богатый, как индийский набоб, и смертью двух или трех великосветских молодых людей, убивших друг друга на дуэли или покончивших самоубийством, – давала ужин в своем хорошеньком отеле на улице Малерб в Елисейских полях.

Лорд Г. устроил из этого отеля рай в миниатюре при помощи одного архитектора, настоящего артиста, а Фульмен собрала там на двести тысяч франков разных дорогих китайских безделушек, по которым сходят с ума женщины такого сорта, как она.

Вина, не перестававшие с самой полуночи играть желтым и зеленым цветами в хрустале стаканов, могли бы привести в восторг даже самого великого визиря. Меню ужина было составлено Шеве. Однако приглашенных было немного, не более восьми или десяти человек. Самым старшим из присутствовавших был тридцатилетний голландский банкир, а самой младшей – энженю театра «Водевиль», которой только что минуло шестнадцать лет.

– Друзья мои, – сказала Фульмен, садясь за стол, – я пригласила вас для того, чтобы узнать ваше мнение насчет одного обстоятельства, которое легко может случиться очень скоро и которому я придаю большое значение.

– Уж не собираешься ли ты выйти замуж? – спросила Мальвина, брюнетка с китайским разрезом глаз, черные, как смоль, волосы которой вились, как у негров.

– Именно, – ответила Фульмен с особенным ударением.

– Пустяки!

– Дети мои, знаете ли вы, что я сильно старею?

– Который тебе год? – спросил Мориц Стефан, сотрудник мелкой прессы.

– Вопрос ваш очень неделикатен, мой милый, – заметила ему Фульмен, – но так как дело важное, то я отвечу вам откровенно. У женщины три возраста: тот, который она имеет в самом деле, тот, который ей можно дать, и какой она желает, чтобы ей дали.

– Браво!

– Я говорю, что мне двадцать три года, хочу казаться двадцатилетней, а на самом деле мне двадцать семь.

– Ого! – заметил на это банкир. – Ты теперь как раз в таких годах, когда следует влюбить в себя какого-нибудь юного, но объявленного совершеннолетним миллионера.

– Если я не выйду замуж, я приму это к сведению. Благодарю вас за совет.

– А за кого ты выходишь?

– За лорда Г., черт возьми!

Голландский банкир, который терпеть не мог черепахового супа и разглядывал блюдо с раками, украшенное зеленью, вынул изо рта сигару, которую курил, и начал писать обгоревшим концом ее какие-то цифры на скатерти. Подумав немного, он поднял голову и сказал серьезным тоном:

– У лорда Г. пятьдесят тысяч фунтов дохода. Ты хорошо кончаешь; я одобряю тебя.

– Я такого же мнения, – сказала водевильная актриса, покусывая себе губки. – Однако меня удивляет одно.

– Что?

– Не то, что ты выходишь замуж за лорда Г., а то, что он женится на тебе.

– Дело, однако, просто.

– Ты находишь?

– Я встретилась с ним в то время, когда он ехал в Индию, чтобы разбить себе там череп, так как сильно он страдал от сплина. Я вылечила его, и в течение трех лет он утешался тем, что в Лондоне и Париже говорили: «У лорда Г. красивая любовница, которая никак не может разорить его». Однако все надоедает. И любовница надоела благородному лорду, а потому он вообразил, что законная жена может развлечь его. Это чисто английская фантазия.

– И он женится на тебе?

– Завтра же, если только я захочу.

– Милая моя, – серьезно заметил на это Мориц Стефан, – я дам тебе совет, которому ты, конечно, не последуешь, потому что все люди спрашивают советов, заранее решившись оставаться при своем мнении. Тем не менее, я дам его тебе.

– Странный человек, – проворчала энженю.

– Брак для такой женщины, как ты, – рабство. Ты умрешь от скуки. После того, как ты проведешь полгода наедине со своим старым мужем в одном из его ирландских замков, окруженная смешными джентльменами и чопорными леди, прекрасный ротик твой будет открываться только для того, чтобы зевать, руки твои будут потягиваться и ты скажешь себе: «Боже мой, как бы мне хотелось поужинать сегодня в „Maison d'or“, поиграть в ланскнехт и вернуться к себе, на улицу Марбеф, и получить мигрень от выпитого аи.

– Постой! – воскликнула энженю. – Быть может, он и прав.

– Прав ли я! – сказал Мориц Стефан. – Да я уверен в этом.

– Браво! – крикнули несколько голосов.