Тайны Парижа

– Но я проехал восемьсот лье, – продолжал майор, – из Петербурга единственно затем, чтобы поговорить с вами.

Капитан с любопытством взглянул на своего собеседника.

– Мое имя, равно как и моя особа, незнакомо вам, – сказал майор, – а потому позвольте представиться: я граф Арлев, русский артиллерийский офицер, командир Николаевской крепости на Кавказе.

Капитан поклонился.

Майор, смотревший на него со вниманием, продолжал:

– Я коснусь очень отдаленного прошлого; я считаю это необходимым, чтобы объяснить вам причину моего визита.

– Я слушаю, – ответил Гектор Лемблен.

– Не служили ли вы адъютантом при генерале бароне де Рювиньи? – спросил майор.

Капитан смутился, и майор увидел, как при этом имени смертельная бледность покрыла его лицо.

– Да, – ответил Гектор.

– И вы женились на его вдове?

– Она умерла, – произнес глухим голосом капитан.

– Вот относительно покойного генерала я и пришел навести у вас справки, которые для меня чрезвычайно важны.

– Позвольте мне, – перебил капитан, которого воспоминания о бароне де Флар-Рювиньи привели в сильное волнение, – позвольте мне попросить у вас более определенных объяснений.

– В таком случае потрудитесь выслушать меня, – сказал майор.

Гектор выразил согласие.

– Сударь, – продолжал майор, – барон де Рювиньи в 1834 году был атташе французского посольства в Петербурге.

– В то время я еще не был его адъютантом, – сухо заметил Гектор Лемблен.

– Слушайте дальше… – продолжал русский дворянин. – Генерал, как вы знаете, был человек храбрый, отважный, настоящий рыцарь, в глазах которого военная служба была священна. Император Николай, мой милостивый и всемогущий монарх, предпринял в этом году новый поход против Шамиля и его черкесов и пригласил генерала принять в нем участие. Генерал поспешил испросить разрешение на это у своего посла и присоединился к экспедиции, бывшей под начальством генерала князя К., при котором я состоял в качестве начальника главного штаба. Я рассказываю все это к тому, чтобы вы знали, что я близко был знаком с генералом де Рювиньи.

«К чему же он все это клонит?» – подумал Гектор Лемблен, рассматривая русского офицера с необъяснимым беспокойством.

Майор продолжал:

– Во время этой-то кампании с генералом и со мною случилось довольно странное и положительно романтическое приключение.

Однажды ночью я командовал отрядом, которому было предписано отправиться в горы и атаковать на рассвете лагерь черкесов. Генерал пожелал сопровождать меня; он был в форме французского офицера, при одной только сабле, и ехал рядом со мною, покуривая сигару; ночь была темная, безлунная; мы ехали по оврагу, как вдруг в кустарнике мелькнул свет; свистнула пуля и генерал свалился под лошадь, которая упала, смертельно раненная в лоб. Я испугался, что генерал тоже убит; но он встал цел и невредим и улыбался.

«Ничего, – сказал он мне, – хотя разбойники убили самую лучшую лошадь, которая когда-либо была у меня».

Лошадь, действительно, была великолепная: генерал получил ее в подарок от самого императора Николая.

Пока генералу искали другую лошадь, десять солдат по моему приказанию бросились туда, откуда раздался выстрел; обшарили кусты и нашли там одну только молодую женщину, держащую в руке еще дымившийся карабин, из которого она выстрелила в генерала.

При свете факелов, освещавших нам путь, эта женщина показалась нам сверхъестественным существом. Она не была черкешенкой, а, судя по одежде, скорее московской или петербургской горожанкой; наше удивление достигло крайних пределов, когда она, взглянув на меня, сказала по-французски:

«Извините меня, майор; я не враг русских – я стреляла во французского офицера, но промахнулась, и, как видите, я в отчаянии…»

В то время, как она говорила, генерал смотрел на нее, по-видимому, стараясь что-то припомнить, потом вдруг побледнел и вскрикнул. Генерал, должно быть, узнал эту женщину.

«Майор, – сказал он мне, – не расспрашивайте меня, не требуйте объяснений, но позвольте этой женщине идти, куда она пожелает, и не делайте ей зла».

Я видел, как он дрожит, сидя в седле; волнение, охватившее его, было так сильно, что я боялся за его рассудок. Что касается женщины, которую и не подумали обезоружить, то она презрительно взглянула на генерала.

«Вы неправы, великодушничая со мною, – сказала она, – в этом вы убедитесь через несколько дней».

Она поклонилась мне с изумительной грацией и скрылась в чаще кустарника.

Я был поражен и с удивлением смотрел на генерала.

«Майор, – сказал он мне, – не спрашивайте меня никогда, кто эта женщина и как могло случиться, что я встретил ее здесь, за тысячу лье от того места, где я встретил в первый раз».

«Однако…» – пробормотал я.

«Молчите! – воскликнул он с отчаянием. – Я ничего не могу сказать… теперь, по крайней мере… позднее, быть может, в Петербурге…»

И как бы испугавшись, что он сказал слишком много, генерал пришпорил лошадь.

«Едем!» – крикнул он мне.

Я видел, как он повернул голову, и мне показалось, что он в последний раз взглянул в чащу, где исчезло странное видение.