Тайны Парижа

– Тот, кого вы считаете убитым, чувствует себя превосходно, – докончила Дама в черной перчатке.

С этими словами она удалилась, и капитан, остолбеневший, не имевший силы последовать за нею, услышал шум запираемых дверей.

Хотя женщина, любимая им, предала его, но он все же любил ее так, как никогда; она удалилась к себе, не удостоив его объяснения, не спросив его ни о чем. Потрясение сломило этого человека, когда-то такого сильного. Он грузно опустился на ступеньку лестницы и находился точно в бреду, забыв даже, живет ли он?

Через два часа Жермен застал его на прежнем месте, все в том же положении, перенес в его комнату и положил, не раздевая, на постель…

На следующее утро все лицо капитана было залито слезами, он нравственно опускался все ниже и ниже и дошел наконец до такого падения, что отрекся от самых законных человеческих прав. Он обратился в бессильное и неразумное дитя. Майор Арлев неожиданно вошел к нему в комнату:

– Милостивый государь, – сказал он, – через час моя воспитанница и я уезжаем, и я пришел проститься с вами.

Капитан поднял на него отупевший взгляд и ничего не ответил.

– Я не знаю, – продолжал майор, – что произошло вчера; я лежал, так как у меня был припадок подагры, хотя слышал два выстрела. Сегодня утром моя воспитанница объявила мне, что отказывается выйти за вас замуж из опасения, что вы убьете ее в один прекрасный день.

Майор произнес эти слова совершенно равнодушно, и так как Гектор Лемблен упорно молчал, то он продолжал:

– Вы знаете, милостивый государь, что шкатулка, которую мы нашли пустой, заключала в себе миллион.

– Я знаю это, – рассеянно пробормотал капитан.

Он думал в это время о Даме в черной перчатке, о женщине, которую любил до сумасшествия и которую, может быть, ему не суждено более увидеть.

– Ответственность за эту сумму вы приняли на себя, – продолжал майор.

– Ах, майор, – воскликнул капитан, – берите хоть все мое состояние, если хотите: я устал жить и жажду только смерти.

Казалось, на небе было заранее предопределено, чтобы этот тяжкий преступник прошел все стадии искупления во время своего земного существования, сбрасывая с себя один за другим печальные лохмотья человеческого достоинства; он бросился на колени перед графом Арлевым, схватил его руки и пробормотал прерывающимся от рыданий голосом:

– Майор, ваши волосы побелели, а у стариков сердце мягче, чем у людей, никогда не испытавших страданий; неужели вы откажете мне в милости, о которой я так смиренно вас молю?

– Говорите, – произнес растроганный майор.

– Граф, через час я застрелюсь, потому что женщина, которую я люблю, как вам известно, больше жизни, – как ни странно и жестоко ее обращение со мной, – уедет от меня навеки. Именем самого для вас дорогого, именем всего, что вы когда-нибудь любили, умоляю вас, добейтесь для умирающего последнего свидания, хотя бы на одну минуту…

И Гектор Лемблен в отчаянии порывисто сжимал руки майора.

Граф был тронут.

– Подождите меня, – сказал он, – я сейчас вернусь. Майор вышел и направился в комнату, которую занимала его мнимая воспитанница.

– Ну, что? – спросила она холодно, по-видимому, нисколько не удивившись скорому возвращению майора.

– Сударыня, – сказал граф Арлев с волнением, – вы неумолимы, как сама судьба.

– Добрый Герман, – старалась успокоить его молодая женщина, – перестаньте жалеть этого недостойного человека.

– О, я жалею его потому, – воскликнул майор, – что он унизился до последней степени; я видел его ползающим у моих ног.

– Час высшего правосудия близится: скоро окончатся его страдания.

– Ах, лучше убейте его сейчас же, но не длите его мучений, умоляю вас.

Дама в черной перчатке пожала плечами и остановила на графе Арлеве взгляд, возбуждавший больший холод, чем лезвие стали.

– Сейчас видно, – заметила она, – что вы не плакали целые четыре года дни и ночи под тяжестью воспоминаний и вам не являлся постоянно окровавленный призрак.

Майор, опустив голову, молчал.

– Вы видели его? – продолжала она.

– Да.

– Что он?

– Он умоляет увидеться с вами.

– Пришлите его ко мне. Майор вышел.

Через две минуты после его ухода Дама в черной перчатке увидала, как на пороге показался человек, похожий более на привидение, медленно приближавшееся к ней и молча опустившееся перед нею на колени. Это был Гектор Лемблен, волосы которого совершенно поседели за последнюю ночь. Но Дама в черной перчатке, эта олицетворенная загадка, обладала способностью быстро и неожиданно изменять свое настроение: негодующей женщины, которая только что называла его убийцей, женщины, которая за минуту перед тем высокомерно, с презрением говорила о нем, уже не существовало. Та, перед которой упал на колени капитан, была спокойна, снисходительно улыбалась, и взгляд ее дышал добротой. Она протянула руку Гектору Лемблену и сказала:

– Последнее доказательство вашей любви окончательно обезоружило меня, и я все расскажу вам…

Рассудок капитана был в последнее время так расстроен, что он в каком-то отупении смотрел на молодую женщину и, казалось, спрашивал себя: все происходящее уж не игра ли его воображения?