– Хорошо, – сказал Шаламбель, ставший теперь маркизом де Флар-Монгори, – рассчитывайте на меня… посланник ни в чем мне не отказывает. Постараюсь сделать вас полковником.
– Спасибо.
Де Флар, которого встреча с бароном де Мор-Дье очень мало обрадовала, поспешил подать ему руку, надеясь, что после этого он оставит его одного.
– Вы счастливы, маркиз?
– Очень.
– Вы богаты, это правда?
– Слишком богат.
– Ваше честолюбие удовлетворено?..
– Даже с избытком; но не в этом мое единственное счастье. Я люблю свою жену и любим ею. У меня двое детей, которых я обожаю… И вы видите, – прибавил маркиз с самодовольством человека, которому все улыбается, – мне так везет, что сейчас только я вышел здрав и невредим из разбитой кареты, благодаря чему опоздал в посольство – непростительная ошибка с моей стороны.
– И вам сообщили, что аудиенция отложена?
– Да.
– Маркиз, – серьезно сказал барон, – вас никогда среди вашей счастливой жизни не охватывала никакая страшная мысль?
– Никогда.
– Вы верите в Бога?
– Я отчасти… скептик.
– А верите вы в возмездие как в предопределенное наказание… в случай?
– Случай – пустое слово.
– А… вот как! Однако, – спросил барон, – вы забыли прошлое?
– Почти.
– Как! Вы забыли, какой ценою купили ваше счастье? Ироническая улыбка, появившаяся на губах у барона, заставила вздрогнуть де Флара. – Вы неблагодарны, маркиз.
– Неблагодарен?
– Да.
– Почему?
– Разве вы забыли «Друзей шпаги»?
– Я пытаюсь забыть… и даю слово, что мне это удастся.
– То есть ни тень де Верна, ни маркиза де Монгори, ни барона де Рювиньи, ни даже тень бедного Гонтрана, которого д'Асти убил, чтобы послужить общему делу, не мешают вам спать?
– Но ведь не я же их убил!
– Это верно, но их убили ради вас…
– Ах вот что! – процедил маркиз. – Но я слишком счастлив, чтобы чувствовать угрызения совести.
Барон покачал головой.
– Послушайте, маркиз, знаете ли вы, сколько нас было?
– Семеро.
– Трое уже умерли.
– Трое?
– Сначала Гонтран.
– Хорошо, затем?
– Затем Гектор Лемблен.
– Как… и он умер?..
– Уже год.
– Но… как? И где?..
– В замке Рювиньи; он был убит на дуэли неизвестно кем…
– А… третий?
– Д'Асти.
– Шевалье умер?
– Полгода назад, в Бадене, тоже пораженный неизвестным лицом шпагой в горло.
Маркиз вздрогнул, и несколько капель пота выступило у него на лбу.
– Ах! – вздохнул барон, отворил дверцу кареты, протянул руку маркизу и соскочил на набережную, сказав: – Берегитесь! Дорогой мой, я начинаю верить в то, что сказано в Писании: «Поразивший мечом от меча и погибнет». Вы счастливы, маркиз, но ваш час может пробить…
– Берегитесь, – повторил он с печальной и иронической улыбкой, приведшей в ужас маркиза…
XXII
Маркиз де Флар-Монгори, или, короче, Эммануэль Шаламбель, вернулся к себе сильно встревоженный последним словом барона де Мор-Дье «Берегитесь!», прозвучавшим для него как погребальный звон по усопшему.
– Неужели он сказал правду! – пробормотал он, выходя из кареты во двор своего отеля.
Он вошел в подъезд, поднялся по широкой лестнице с чугунной резной балюстрадой и направился в покои жены. Маркиза сидела у камина и играла золотистыми локонами своих дочерей. Маркиз остановился на пороге, как бы желая отогнать от себя какое-то мрачное видение, вставшее перед ним при виде этой очаровательной картины, олицетворявшей собою счастье: степенная и спокойная мать, восседающая и окруженная смеющимися детьми. Улыбка снова появилась на его губах, и воспоминание о Мор-Дье и его мрачных предсказаниях исчезли.
Маркиза подставила ему лоб для поцелуя, а дети подбежали к нему и охватили его шею своими нежными розовыми ручками. Но маркиза де Флар-Монгори заметила бледность, разлившуюся по лицу мужа.
– Боже мой! – спросила она. – Что с вами случилось, друг мой?
– Ничего или почти ничего, – ответил Эммануэль. – Одна из моих лошадей оступилась и сломала себе ногу на набережной Тюильри. Я отделался одним страхом.
И маркиз рассказал жене приключение с каретой, но не проронил ни звука о встрече с бароном Мор-Дье.
Был приемный день маркизы – четверг. Госпожа де Шаламбель де Флар-Монгори оставалась у себя все время после полудня в ожидании гостей, прием которых начался в два часа дня. Эммануэль обыкновенно редко присутствовал на этих приемах. Пробыв час с лишком с женою и детьми, он вышел от них и прошел в рабочий кабинет, чтобы просмотреть обширную политическую корреспонденцию. В кабинет вошел его камердинер и подал ему письмо.
Этот камердинер, который будет играть немалую роль в последней части нашего рассказа, был почти старик. Он родился в замке Монгори, служил еще покойному маркизу и, быть может, один знал, по какому таинственному праву Эммануэль Шаламбель получил имя и герб Фларов. Жан, так звали камердинера, вырастил Эммануэля, качал его на коленях и любил его самою самоотверженною любовью. Когда Эммануэль, еще мальчиком, жил в Париже и кончил там свое образование, Жан был назначен старым маркизом присматривать за ним, но он не знал ничего о связи своего молодого барина с «Друзьями шпаги». В глазах Жана маркиз был человеком безукоризненным во всех отношениях и вполне заслуживал всякого благополучия.