Тайны Парижа

Земля была покрыта снегом, а длинная вереница домов, составлявших главную улицу города, показалась ему безлюдной. Только по правой стороне он заметил громадное здание, на фронтоне которого было написано «Казино».

Тридцать человек в черных сюртуках и белых галстуках, которых можно было принять за факельщиков похоронной процессии, разговаривали у входа. Было пять часов вечера, и минотавр отдыхал, в то время как его жертвы обедали, разбредясь по харчевням, которые гамбургская публика величает названием гостиниц.

Весело беседовавшие люди, которых заметил барон, были служителями этого нового божества. Веяло холодом и осенним леденящим ветром от их спокойного разговора по поводу последнего самоубийства, совершившегося в дверях храма.

Почтовая карета джентльмена остановилась у входа в отель «Орел» и произвела переполох среди служащих этой лаборатории отравителей.

Действительно, зимою мало видно почтовых карет в Гамбурге, и немногие из аристократов-игроков приезжали туда; но зато там можно было встретить в это время обанкротившихся коммерсантов, сыновей разорившихся семейств, немало профессоров игры и несколько обедневших падших женщин с Итальянского бульвара и из квартала Бреда, которые, после того, как их кавалеры, проиграв последний мундир, застрелились, поступили на негласную службу к администрации игорных домов.

Сэр Артур Кин произвел прекрасное впечатление, войдя в столовую гостиницы. Сев за стол, он очутился рядом с одной из несчастных созданий, которые разыгрывают там роль сирен за жалованье в двести франков в месяц и с грустью мечтают о милом Париже, о Мабиле, о Ранелэ и о своем Октаве, который в солнечные дни ездил верхом в жилете ярко-желтого цвета.

– Милорд не говорит по-французски? – спросила она барона, взглянув на него.

Без сомнения, бедная девушка прибавила мысленно, обратившись к нему с этим вопросом:

«Господи! Какой он урод; но если бы он вздумал увезти меня отсюда, вырвать из этого ада, где в один час могут у двадцатилетнего поседеть волосы, то я полюбила бы его и преклонилась бы перед ним…»

И так как барон поклонился ей, по-видимому, не поняв ее, то она повторила свой вопрос.

Барон поклонился еще раз, а секретарь его ответил за него:

– Милорд не знает французского языка, сударыня.

Де Мор-Дье, преобразившийся в баронета и разжимавший зубы только в то время, когда ел, не проронил ни слова и последним вышел из-за стола.

– Вот, – сказал один из игроков, – англичанин, который сегодня вечером может сорвать банк. Он принадлежит к числу тех, которые магнетизируют карты.

– У него, вероятно, туго набит бумажник, – прибавил другой.

– А я, – сказал третий, – держу пари, что через два дня он будет мертв. Печать несчастия лежит у него на лице.

Барон услыхал эти слова и вздрогнул. Но он не повернул головы и с наслаждением вдыхал аромат кофе, который ему только что подали, и дым сигары, которую он курил.

Скоро столовая совершенно опустела. За столом оставались только баронет сэр Артур Кин и красивая женщина полусвета, сидевшая, задумавшись, и игравшая зубочисткою рисовыми зернами, лежавшими у нее на тарелке.

Молодой секретарь ушел распорядиться относительно помещения своего патрона.

Тогда де Мор-Дье шепнул на ухо бедной изгнаннице на превосходном французском языке:

– Вы здесь много веселитесь?

Она с удивлением посмотрела на него, так как была убеждена, что он ни слова не знает по-французски. Но барон улыбнулся и приложил палец к губам.

– Тс! – сказал он тихо. – Я француз только для вас!..

Искра радости блеснула в глазах современной Магдалины.

– Ах! – вздохнула она. – Вы француз?

– Да.

– Парижанин?

– Да.

– И вы приехали… играть?

Этот вопрос она задала крайне взволнованным голосом.

– Может быть… Но успокойтесь, я счастлив в игре… Она печально покачала головой.

– Все являющиеся сюда, – прибавила она, – приезжают с этой мыслью.

– А когда уезжают…

– О! – вздохнула молодая женщина. – Уезжают не все! Бывает, что здесь и умирают… как Альфред… – прибавила она чуть слышно, и слезы показались на ее глазах.

– Какой Альфред?

– Молодой человек, которого я любила.

– Он… умер?

– Уже три месяца назад; мы все потеряли: его пятнадцать тысяч франков дохода, мою парижскую мебель, драгоценные вещи, часы – все пропало; тогда Альфред нашел, что жить глупо…

– И покончил самоубийством.

– Нет, его убили. Однажды вечером он вернулся в гостиницу, после того как закрыли рулетку, и сказал мне: «Дитя мое, у нас не осталось ни гроша, но я устроил твое дело с минотавром. Тебя оставят как заманку, ты будешь получать сто франков в месяц».

«А ты?» – вскричала я.

«Что касается меня, то я тоже устроился, – сказал он. – Я не решаюсь на самоубийство, и потому придумал покончить с собою посредством дуэли. Я дерусь завтра. Мой противник превосходно дерется, а я никогда не брал шпаги в руку; я скоро покончу свои счеты с жизнью».

– И он был убит? – прервал барон, заметив сильное волнение бедной девушки.

– Увы! Да, сударь.

– Кем?

– Виконтом де Р. Барон вздрогнул.

– Ах! – сказал он. – Кажется, я его знаю…

– О, негодяй! – это была не дуэль, а убийство.