Тайны парижских манекенщиц

Отправляюсь на репетицию, где диктор просит, чтобы мне больше аплодировали. Дефиле состоялось, и прошел ужин в «Марин», данный консулом Франции.

Я возвращаюсь в отвратительном состоянии.

Утром снова пенициллин. «Не двигаться!» – требует доктор. А надо двигаться, если хочешь посетить General Motors. Хотя мы не по своей воле отказались рекламировать автомобили, директор на нас не в обиде! Он угощает нас завтраком в ресторане, а на десерт вручает каждой ларчик с самой лучшей пудрой. На крышке изображены «бьюик», «кадиллак»…

Веская причина, чтобы не пропустить визит! Как, впрочем, и последующие дефиле.

– Знаешь, – говорит Дани, – ты можешь сдохнуть.

– Знаю.

27-го числа, после чая, которым нас леди канонического возраста угощали в клубе, еще одного дефиле, посещения мэрии, где нам демонстрируют опахала из страусовых перьев, и безумной покупки золотого браслета (воспользуемся обменным курсом!) мне становится лучше! Настолько лучше, что я почти полностью восстанавливаюсь. Теперь хватает сил для отъезда в Ист-Лондон. Довольно банальный этап, где, как я отметила в записной книжке, нас угостили горячим чаем после дефиле в огромном магазине. Потом состоялся обед в «Ротари», полное повторение обеда в Кейптауне (я вновь произнесла свой пресловутый спич), и посещение деревни, где под палящим солнцем бедные полуголые чернокожие смотрели на нас глазами битых собак.

– Какие они печальные!

– Или доведенные до отупения?

А вот и Дурбан, о нем нам прожужжали все уши.

– Город шика! Самое модное жилье! Дождитесь приезда в Дурбан.

Действительно, очень похоже на Канны. Нас селят в гостинице, ничем не уступающей Голливуду. Нас ласкает ветер с океана. Окна выходят в парк с ланями. Жуткая жара, жажда, с которой не справляются ледяные напитки: ими нас отпаивают на коктейле в консульстве.

В утро показа нам дают небольшую передышку.

– Было бы глупо не воспользоваться ею, – говорит Дани. – Мы в Дурбане. Такое случается в жизни редко. Пойдем искупаемся?

Мы уходим, никого не предупредив. Выскользнув из парка, наталкиваемся на владельца странного экипажа, который заметили еще вчера в городе. Это рикша везет двух– или трехместную коляску, впрягшись в оглобли. Рикша без особого труда по нашим жестам пловчих (с моей стороны это смешно) понимает, что нас надо отвезти на пляж.

– Садимся, поехали!

Сам рикша кажется наиболее странной частью своего экипажа: парень без возраста, черный как уголь, лицо испещрено морщинами, следствие то ли прожитых лет, то ли тяжелой профессии. На нем цветная юбчонка, пояс из тряпок, в нем гремят разноцветные камушки, старая грязная рубаха. Обнаженные плечи и руки с множеством браслетов. Но самое удивительное – его прическа, столь же высокая, как у Людовика XIV, но украшенная двумя буйволиными рогами. Он бегает именно в таком облачении. Думаю, он даст солидную фору нашим кроссменам!

Славный парень! Полагаю, воздавая нам честь, а не собираясь запугать, он тащит нас в бешеном темпе, иногда вдруг замирает на месте и кладет оглобли на землю так, что мы едва не падаем вперед. Оборачивается, смеется, вновь пускается в бег, изо всех сил кричит на перекрестках. Или опрокидывает тележку назад и движется шагом. Дани постоянно вскрикивает. Как с ним расплатиться? Дани предлагает: «Полфунта?» Огромная сумма. Я вручаю ему деньги (вместо нескольких шиллингов, как следовало. Они здесь умирают с голода).

Он пораженно глядит на банкноту, пускается в зулусский бешеный танец, напоминающий пляску русских. С тех пор он подстерегал нас повсюду днем и ночью, у разных выходов из гостиницы, на пляже, у мэрии, консульства. И мы не могли не давать ему каждый раз одно и то же вознаграждение. Глупо ли это? Эти несчастные не доживают до старости.

День на трибуне ипподрома. Жуткая жара! Алжир в августе. Я блистаю в леопардовом плаще, фотографию которого воспроизводят во всех газетах.

Вторая половина дня на пляже. Никаких кабинок. Раздеваемся прямо на песке с возбуждающей стыдливостью француженок. Прячущиеся в траве черные наблюдают за нами.

– Они бы нас изнасиловали, если… – роняет Дани.

Еще бы!

Я выдерживаю надоевшие съемки. Потом мы встречаемся с йоханнесбургскими друзьями, приехавшими нас навестить (всего-то два часа лета).

Каков практический итог турне? Я осторожно спрашиваю мадам Летеррье, она вначале пожимает плечами в знак неведения, потом качает головой: не блестяще! Нами восхищаются, но покупают мало. Чуть больше обычного. На самом деле наши блистательные и экстравагантные платья созданы не для элегантных женщин этого уголка мира, погрязшего в буржуазном достатке, в своих полуспортивных, полудеревенских привычках.

Джонни, однако, удовлетворенно улыбается. Его общество потратило тридцать миллионов на повышение престижа. Для него это то же самое, что для меня сто су!

Мы уже месяц в пути. 4 июля. В верхах рассматривается вопрос, стоит или не стоит предлагать нам «довесок» в виде Родезии.

Там дела пойдут еще хуже! Но Джонни считает, что мы заслужили поощрение.