Тайны парижских манекенщиц

Такой же светлый, хотя и совершенно иной, фотомодель-бой и фотограф моды: муж Аллы, знаменитой манекенщицы Диора. Их пара – контраст удивительной красоты. Насколько Алла, тибетка или маньчжурка, похожа на фарфор эпохи Мин, темноволосая и нитеподобная, настолько же великолепен ее супруг, польский граф, знатный красавец, высокий, светловолосый, с загорелым лицом, на котором драгоценной эмалью сверкают незабудковые глаза, что не мешает ему делать превосходные фотографии.

Не хотелось бы расставаться с фотографиями портретистов – кого-то я наверняка забыла, – не упомянув о своем лучшем друге-фотографе Жорже Сааде. С ним мне поистине хорошо, не потому что он требует меньше других от манекенщицы. Напротив, его поиски мизансцены зачастую длятся очень долго и крайне утомляют.

Но он обладает даром восхищать меня. Высокий, почти лысый, он всегда носит шотландский пиджак, покорный его движениям. За стеклами очков смеющиеся глаза, рот никогда не теряет усмешки, а его акцент – славный акцент – оживляет разговор. Жорж лучится добродушием, человечностью. Исключительно музыкальный человек, он, говорят, – виртуоз виолончели, и мы оба сожалеем, что тирания расписаний самолетов, уносящих меня в разные концы планеты, до сих пор мешала мне побывать на одном из его музыкальных вечеров.

Ведущая модель Кристиана Диора – Алла Ильчун в шерстяном платье силуэта «Y», Париж, 1955. Фото Майка де Дюльпена

Я немного пристрастна к нему, но по праву, поскольку именно ему я обязана своим первым шагам в закрытом мире Высокой моды.

Если в излишних подробностях изложила свои встречи с фотографами, признаюсь, что я – их должница.

Не столь дружеские наши отношения с рисовальщиками. Позирование для них – работа унылая и мелочная, вызывает дополнительную усталость, а в конце концов не приносит никакой или почти никакой славы и выгоды. Чаще всего они приходят утром или после показа коллекции во второй половине дня и публикуют свои наброски в одном или нескольких французских и иностранных журналах.

Обычно им позируют новички или дублерши, а мы, завидев их, укрываемся в телефонных кабинках или ссылаемся на встречу с фотографом, чтобы избежать этого испытания.

Стояние на месте, которого требует от нас их работа, настоящий измор: ноги затекают, все тело начинает болеть, поясницу сводит судорога, а перегруженная нервная система получает новый удар. Мы зажимаемся, превращаясь в подушечку для булавок, и на некоторое время лишаемся рефлексов.

Манекенщицы-звезды, к счастью, быстро прерывают этот кошмар. Если только речь не идет о трех-четырех знаменитых рисовальщиках, таких же звездах, как Эрик или Грюо[210], кстати людей очаровательных и полных внимания. Зная, насколько позирование утомительно, они устраивают перерывы, чтобы мы могли подвигать рукой или головой, и без нашей подсказки угадывают момент, когда возникает желание «сменить ногу».

Если фотографы и рисовальщики требуют от нас терпения и железной выносливости, то что говорить о наших взаимоотношениях с клиентками, по крайней мере с некоторыми из них, которые разыгрывают невероятные спектакли. Испытание иногда не столь продолжительное, но действует зачастую угнетающе.

Из удивительной галереи феноменов я вспоминаю об одной накрашенной, как клоун, американке, слегка безумной бабушке возрастом далеко за шестьдесят. У нее была довольно невинная мания – всегда выбирала самые «юношеские» туалеты из коллекции. Однажды я демонстрировала ей коктейльные платья, очень строгие и шикарные. Они ее не трогали. Внезапно, после часа дискуссий, она увидела молоденькую манекенщицу, которая шла по салону после сеанса позирования рисовальщику.

«Вот оно. Очаровательно!» – воскликнула она, преобразившись. «Оно» было чудесным платьем с воланами и крупными бантами на плечах. Наша избалованная бабуся в экстазе заказала его, но с кроваво-красным набивным рисунком. Даже самый крепкий бык рухнул бы от апоплексического удара!