Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма

Пророчества, пусть даже сказанные в шутку, сбывались. Спустя три года после отъезда Раевского, в ноябре Польша полыхнула революцией. Восстание, охватившее польские земли, покатилось по полям Литвы, Западной Белоруссии и Правобережной Украины. Все началось выступлением тайного шляхетского военного общества в школе подхорунжих в Варшаве. Бравых шляхтичей поддержали тысячи ремесленников и рабочих города, захвативших арсенал. Вместе с присоединившимися к ним польскими воинскими частями повстанцы к концу осени овладели Варшавой. В крепости Замостье узник потирал руки, по сути, дирижируя из-за ее стен большим «оркестром», игравшим увертюру революции. Лозунг «За нашу и вашу свободу!», ставший символом нового революционного братства, реял над головами повстанцев. Войска Николая откатывались в укрепленные замки и крепости, забиваясь в них, как медведь в берлогу, обложенный шумливыми и злобными псами. В Замостье встали польский полк и Гродненские гусары.

Палата депутатов нового, свободного польского сейма обратилась к Николаю I с просьбой помиловать Лукашинского: «Трудно высказать, с какой благодарностью палата депутатов и народ, представителем которого она является, убедились бы, что все раны зажили, все скорби улеглись, все жалобы забыты», – так закончил письмо к царю секретарь сейма.

В ответ на эту просьбу Лукашинский был переведен из Варшавы в Бобруйск, под охраной того же польского полка и гродненских гусар, сдавших Замостье по приказу из Санкт-Петербурга без боя. Предупрежденный Валериан успел забрать с собой свиток, уверенный, что в этой заварушке соблюдать старые традиции уже никто не будет.

Вскоре он убедился в своей правоте. Досмотра не было, и футляр спокойно уехал с ним с Бобруйск. Приняв узника, комендант Бобруйской крепости генерал-майор Берг тут же доложил начальнику штаба войск: «Царства Польского государственный преступник Лукашинский содержится под строжайшим арестом во вверенной мне крепости… по важности его преступления в дневных рапортах будет показываться под названием неизвестного».

По поводу нового узника у него имелись свои тайные приказы и свои разумения. Ради абы кого армия крепости без боя не сдает, так рассуждал старый вояка. Но уже через несколько дней арестант «под названием неизвестного» покинул его крепость в сопровождении почти двух эскадронов гусар в неизвестном направлении. Перед отъездом его сопроводили в баню и тщательно обыскали. Высочайшей волею в дорогу ему было выдано все новое, от исподнего белья до серой арестантской бескозырки. Предусмотрительно переданный надежному гусарскому офицеру, футляр ехал за своим хозяином в дорожной кожаной сумке, притороченной к седлу залихватского вояки, сопровождающего тайного узника. Впереди процессии летело предписание коменданту Шлиссельбургской крепости генерал-майору Кблотинскому:

«Государь Император Высочайше повелеть соизволил одного арестанта, коего имя еще неизвестно, принять и содержать самым тайным образом, так, чтоб никто не знал даже имени его и откуда привезен».

Русская Бастилия готовила встречу своей Железной маске.

Указание царя было выполнено точно. Лукашинского заключили в одиночную камеру Секретного дома, сторожащим его солдатам было строжайше воспрещено вступать с ним в беседу. Тайна его заключения охранялась так строго, что спустя двадцать лет никто не мог ответить на вопрос шефа жандармов Алексея Орлова, в чем именно состояло преступление старого поляка.

Лукашинский, сойдя на пристань острова, первым делом нащупал пергамент, вшитый им в пояс шинели. Футляр он давно оставил лихому гусару, помогавшему ему в дороге до Шлиссельбурга.

Свиток был на месте. Крепостной офицер принял арестанта из рук жандармского офицера и конвоя гродненского полка. Протянул руку за пакетом с документами. Жандарм передал ему желтый пакет, запечатанный красным сургучом. Никто не спросил ни имени заключенного, ни откуда его привезли, ничего. Офицеры молча откозыряли друг другу, и лодка отчалила. Лукашинский поднял руку, то ли заслонившись от неизвестно почему выскочившего из-за облака солнца, то ли прощаясь с отплывающими.

Стражники в темно-зеленых мундирах встали по обе стороны узника. Третий взял его вещи, и они пошли через крепостной двор в ворота, ведущие в цитадель. Дальше процессия пересекла маленький дворик цитадели, и на крыльцо длинного одноэтажного дома вступил уже один заключенный, входя в услужливо распахнутые двери Секретного дома.

– Милости просим, господин хороший, – чуть ли не с поклоном встретил его крепостной унтер.

– Милости просим. Свежей заварочки? Задумался, что ль, сынок? – услышал Редактор трескучий голос деда.

– Задремал вроде, – ответил он, – Плесни покрепче, а то не ровен час сморит. А что, Продюсер опять погулять пошел?

– Да его чего-то на двор все тянет. Медом там, что ли, крыльцо намазали? – хитро сощурился, ответил ветхий дед.