Тайны погибших кораблей (От 'Императрицы Марии' до 'Курска')

"Покинуть кубрик!" Посмотрел вверх, увидел сквозь пробоину Сербулова. Помощника. Он стоял над проломом, без фуражки, обхватив голову, и повторял:

- Ребятки, спокойно... Спокойно, ребятки!.. Спокойно!..

Мы его любили, звали между собой "Покрышкин". Когда он появлялся на верхней палубе, кто-нибудь давал знать: "Покрышкин в воздухе!" Помощник был весьма строг по части корабельных правил и, если замечал, что кто-то сидит на крашеном железе, на кнехтах или трапе, шлепал по мягкому месту цепочкой от ключей. Он всегда покручивал ее вокруг пальца... У него это так по-домашнему выходило. Никто на него не обижался. Уважали очень за то, что корабль знал, как никто другой...

Я увидел его возле развороченных шпилей и сразу как-то успокоился. Уже потом, в госпитале, обнаружилось, что у меня изрезаны ладони и пробита черепная кость... А тогда... Из загнувшегося стального листа торчали чья-то голова, плечи... Я хотел помочь выбраться, потянул на себя и... вытащил половину торса.

Всех пострадавших перевели в кубрик № 28-а - он в корме. Мы были голые - с коек. Ночь. Октябрь. Холодно... Я провел перекличку и составил список. Тут открылась дверь, и вошел начальник штаба эскадры контр-адмирал Никольский. Он нас подбодрил и велел выдать новые робы из корабельных запасов. Едва мы оделись, как бросились вниз помогать товарищам, что в низах. Они подпирали брусьями переборки. Вода хлестала из всех щелей... Матросы работали споро, но спокойно. Никакой паники. Нам сказали, что мы здесь не нужны - там были только расписанные по тревоге. Я отправился на свой боевой пост - мостик ПВО. Но что там делать, на верхотуре?! Я и мои дальномерщики Леня Серяков и Саня Боголюбов спустились вниз и отправились в коридор адмиральского салона, который числился за нами как объект приборки. Может, мне дело найдется?

Старший лейтенант К.И. Жилин:

- Когда я понял, что повторного взрыва не будет, то есть детонации не произойдет, стал тормошить Поторочина:

- Женька, вставай!

Он спал на верхней койке. Не отошел еще от дня рождения, свидания с невестой.

- Что случилось?

- Взрыв на корабле!

- Какой взрыв?!

- Понюхай!

От запаха тротила он сразу протрезвел. Спрыгнул вниз.

Я натянул ботинки на резинках, китель уже набрасывал на ходу... первый трап, второй трап. Верхняя палуба. Темно. Освещение погасло. Огляделся. Перед первой башней - вспученное корявое железо... Зажатый труп... Все забрызгало илом. Бросился на ют - к вахтенному офицеру. Якорную вахту стоял замполит из дивизиона движения Витя Лаптев, Герой Советского Союза. Звезду получил в пехоте, за форсирование Днепра. На месте его нет. Бегу снова на нос. Встретил дежурного по кораблю - штурмана Никитенко.

Надо объявлять тревогу. Но корабль был еще обесточен. Колокола громкого боя молчали. Отправили по кубрикам прибежавших матросов: "Поднимайте людей!" А сам стал бить в рынду - судовой колокол. Его тревожный звон, словно набат, понесся по всему юту... Тем временем электрики подключили аварийную аккумуляторную батарею, и по всем палубам затрезвонило: "Боевая тревога!" Но большинство матросов и без того уже были на боевых ютах.

Я побежал на свою батарею.

Парторг линкора капитан-лейтенант (капитан 1-го ранга в отставке) И. Ходов:

- Я оставался за замполита командира линкора. В час ночи сняли с Сербуловым последний баркас с матросами. Прибыли с увольнения все, без замечания. Отправился спать. Моя каюта на корме - последняя в офицерском коридоре.

Проснулся от сильного толчка - меня выбросило на бортик кровати. Звук взрыва ощутился в корме довольно глухо... Оделся и побежал на ГКП (главный командный пункт). Вообще-то, по боевой тревоге я был расписан на ЗКП (запасной командный пункт). Но поскольку я оставался за замполита, то и отправился туда, где должен быть замполит, - на главный командный пункт.

Вскоре поступил первый доклад и из ПЭЖа (поста энергетики живучести): "Взрыв на носу. Разбираемся. Пройти туда трудно". Потом сообщили: "Есть убитые и раненые".

Зосима Григорьевич Сербулов распорядился:

"Давай-ка, Володя, организуй баню под прием раненых. Да на нос не ходи. Посмотри..."

На баке увидел тела погибших. Приказал унести их под башню и накрыть одеялами.

Во время взрыва на баке - у гюйсштока - стоял часовой. Воздушной волной его выбросило в море. Чудом остался жив. Он сам подплыл к якорь-цепи. Его подняли.

Как партийный работник, скажу со всей ответственностью: люди держались стойко - никто не устрашился вида ран, крови трупов... Действовали как в бою, хотя молодежь войну видела только в кино.

Взрыв погубил человек двести.

Я поручил начальнику клуба заняться отправкой раненых. Благо госпиталь был рядом, а баркасы уже стояли под бортом.

Снова поднялся на главный командный пункт. Дали с Сербуловым радиограмму открытым текстом в штаб флота: "Взрыв в носовой части. Начата борьба за живучесть".

Зосима Григорьевич попросил меня сбегать в пост энергетики и живучести, узнать обстановку на местах.