Тайны погибших кораблей (От 'Императрицы Марии' до 'Курска')

В электростанции к моему приходу оба дизеля уже работали, там я увидел несколько моряков, и среди них знакомого моториста - старшего матроса Литвина. Быстро принял нагрузку, доложил командиру. По трансляции передали: "Всем свободным от вахты подняться на верхнюю палубу". Через некоторое время другая команда: "Всем по боевым постам!" Вот такое я слышал несколько раз. Сейчас думаю: а не послужили ли столь противоречивые распоряжения причиной гибели многих сотен людей?

Я не видел и не знал, что происходило наверху, свой пост я не покидал ни на минуту, даже в какое-то время оставался совсем один. Ведь свет-то нужен был всем. Около 4 часов я позвонил в пост энергетики и живучести и спросил, что же в конце концов произошло. Ответили: "Взрыв в носовой части, переборки не держат".

И тут корабль начал крениться на левый борт. Я решил, что корму заводят буксиром на мель, ближе к берегу. И вдруг все полетело вверх тормашками. Линкор опрокинулся. Очевидно, я потерял сознание. Очнулся в воде, очень болели голова и нога (наверное, меня стукнуло паёлами). Над головой работают дизеля, на щите управления горят контрольные лампочки. Все, подумал я, выхода нет, это конец. И вот тут вся моя жизнь промелькнула передо мной за считанные секунды, как в ускоренном кино. Раньше я читал об этом и вот теперь сам все это пережил.

Мелькнула мысль: раз нет выхода, так, чтобы не мучиться, ухвачусь руками за электрошины - и конец. И тут во мне все поднялось, как это нет выхода?! как это умирать в 23 года?! Я успокоился, сбил автоматы, за щитом оглушительно хлопнуло, все лампочки погасли, моторы встали, и стало слышно, как из дизелей течет солярка... Один я или еще кто есть? Вспомнил - за несколько минут до оверкиля видел неподалеку ребят. Закричал: "Живые есть?" Еще раз крикнул, услышал стоны и ответ: "Есть". - "Ползите ко мне на голос!"

Вот так нас оказалось семь человек. Ощупали друг друга, вроде все целы. Что делать? Кто-то - то ли Литвин, то ли я - вспомнил, что где-то здесь, в районе 4-й электростанции, проходят трубы водоотливной системы (изучали, когда пришли на корабль). Раз есть труба, значит, она должна выйти за борт, а раз за борт, то при ее монтаже должны остаться люки. Сориентировались, нашли инструмент, нашли первый люк, прошли первое ложное дно, наткнулись на широкую трубу, миллиметров 400, пролезли сквозь нее, нащупали второй люк, прошли второе ложное дно, труба уперлась в глухую обшивку, люков больше нет, значит, это днище, подумали мы. Отдали гайки на фланцах, вдруг - свист воздуха, и сразу стало давить на уши, начала подниматься вода. Это стравливалась воздушная подушка. Быстро поставили гайки на место, задраили их и стали стучать по дну. В ответ услышали удары из румпельного отделения: наверное, такие же, как мы, попали в ловушку. Дышать стало очень трудно, не хватало кислорода, хотелось спать.

Прошло какое-то время, услышали сильный удар сверху, потом еще и еще, - это нас взбодрило, мы застучали громче. Запели: "Наверх вы, товарищи, все по местам..." О нас знают, нас спасут! Через некоторое время я почувствовал запах горелого металла, глянул наверх, увидел в щель сквозь дым небо. "Ребята, небо! Спасены!!!"

Часов в 10 утра моряки спасательного судна "Бештау" услышали в корме линкора громкие стуки. Капитан-лейтенант Малахов вырезал электрокислородным резаком квадратное отверстие, из корпуса вышли семь матросов-электриков. Это была группа Литвина - Воронкова.

- Я тут же дал семафор: "Отделение электриков вышло из корпуса", продолжал свой рассказ командир "Карабаха". - На приунывшем было берегу оживились. Первым примчался ко мне замкомфлота по строевой части контр-адмирал Еремеев:

"Срочно резать!"

Стали резать. Но стуки из корпуса, едва делали первую прорезь, быстро прекращались. Должно быть, выходила воздушная подушка. А однажды из прорези пошел мазут, грозя пожаром...

Дочитаем же письмо Воронкова:

"Последнее, что я услышал, - это спросили сверху:

- Еще кто-нибудь там есть?

Меня буквально выкинуло из могилы, и я очутился на шлюпке.

Командир шлюпки, гребцы и мы все плакали от радости. Один из нашей семерки спросил:

- И часто у вас такое бывает?

Он, наверное, думал, что это было учение. До меня самого все дошло только через несколько дней, когда я осознал наконец: а ведь могли и погибнуть.

Ну, все остальное как во сне... На берегу нас, "новорожденных", встречал, наверное, весь Севастополь. Было очень много народа, плакали от радости, а кто от горя и отчаяния.

Нас поместили в казарму Севастопольского экипажа. Были ночные допросы следователей, был концерт артистов из Москвы. Приезжали члены правительства. Потом состоялись похороны - первые - в городе. В землю опустили 149 гробов. Собрался большой траурный митинг, и опять слезы.

Остальных похоронили на Северной стороне. Через несколько дней остатки экипажа построили и зачитали ходатайство командования о представлении "новороссийцев" к правительственным наградам. Среди прочих был и я".