Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

– А что. Забавная история. Расскажу. Тем более что в этом деле я сам замешан, – Сент-Омар сел поудобней, поправляя шикарный парик, – Основал его упоминавшийся здесь Эдуард, во время этой войны дурацкой между Англией и Францией. Был бал после битвы при Креси в Бордо, кажется. Пиршество, как это сейчас принято, сопровождалось танцами. Тут-то и случился некий, так сказать, казус. У графини, удостоенной высокой чести быть партнершей короля, – Он хитро посмотрел в сторону Малки и Жриц Артемиды, – Не без участия некоторых. Но не об этом разговор. Так вот у графини свалилась подвязка. Все уже подогрелись в Бордо, красным бордо, извините за каламбур и джином. Смех, шуточки, советы дурные. Король преклонил колено, поднял ленту и… водрузил на место со словами «Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает». Слово короля – золотое слово. Так появился девиз и орден. Ваша победа! – Он опять повернулся к дамам, которые ответили ему улыбками.

– А вы тут причем брат? – Спросила одна из Жриц Артемиды, теперь известная как аббатиса Схоластика, сестра знаменитого Бенедикта.

– Ну, я, – Готфрид замялся, – Придумал версию, что король этой голубой лентой дал сигнал к атаке на врага в битве при Креси.

– Силен! – Гуляй не смог скрыть своего восхищения, – Подвязка она подвязка и есть! А он атака!

– Хотя, все может, было и не так, – Задумчиво себе под нос прошептала Малка и громко добавила, – Да ты сам-то. Заканчивай. Что у тебя там. У меня с крючка не соскочишь!

– Значит так. Стал я кавалером Ордена Подвязки. Окрутил молодых. Однако братья инквизиторы, Псы Господни, на хвост мне все же сели. Обвинили меня в глазах Педро Справедливого, что я обесчестил дочь командора ордена, а самого его, старого хмыря, заколол на дуэли. Педро вспылил. Я тоже. Слово за слово…. Пришлось тикать. Отсидеться у Эльвиры.

– Тоже мне еще заблудшая овечка. Непорочная невеста господня, – Опять буркнул Роллан.

– Ты сестер не тронь, – Неожиданно даже для себя пискнула из угла Любаша, чем рассмешила всех, даже сурового Роллана и Старца.

– Короче, – Закруглился рассказчик, – Для Псов я придумал, что меня францисканцы завлекли в подземелье монастыря и задушили, набросив на шею удавку. А за десять золотых они даже тайный склеп мне сделали и предъявили его ищейкам нашего Роллана. А для всех остальных мы с Лепорелло устроили спектакль с эффектами и мистическими ужасами. Тут тебе и статуя командора, и непорочная вдова, и гром и молния, и клубы дыма и… чего еще изволите. Лепорелло получил гроши и утек. А я сюда…отлежаться.

– «О, тяжело пожатье каменной его десницы…», – Процитировал Раймон, – А что не плохо, не плохо! Ты все-таки Гуляй великий актер…

– И бабник, – Добавила Малка, – Но до чего я люблю тебя дядька. Иди к нам. А то тебя тут все жрицы и женщины боятся.

– К вам! Всегда!

Гуляй действительно встал, и пересел поближе к жрицам Артемиды. Малка приветливо улыбнулась ему и подлила в бокал золотистого вина. Однако он обратил внимание, что она уже заметила кого-то на дальнем крае стола, прячущемся в тени куста жасмина. Чуть прикушенная губа и наклонившаяся на бок головка говорила старому дядьке, что его крестница готовится вылить на кого-то очередной ковш холодной воды. Он проследил за ее взглядом и удовлетворенно хмыкнул. Там, куда упирался ее взгляд, сидел могучий монах. Но Малка уже опередила его.

– Ба, кого я вижу! – В голосе ее была неподдельная радость, – Ты ли это чернец? Тебя-то, каким ветром занесло в это захолустье? Уж, не из-за твоего ли изобретения, которое ты, если мне не изменяет память, назвал «порох», – Она явно подначивала монаха.

– Нашего изобретения, – Приняв правила игры, спокойно уточнил он, – Нашего с тобой. Если забыла, напомню? Назвал «порох» – это точно. Очень хорошо пошло, качественно. Из пушек, что тем порохом пухали, народу за время это положили тьму. Так что штучка эта, как тогда порхнула, так по миру и порхает. Но, нет, не из-за того я тут.

– А из-за чего? Ответь чернокнижник! – Подстегнул его Гуляй.

– Так из-за чего, Микулица? – Поддержала Малка.

– А из-за черной книги. – Микулица сделал паузу. За столом повисла тишина. Заинтригованные гости затаили дыхание, – Из-за книги, – Как бы рассуждая сам с собой, повторил монах. Тряхнул головой, стряхивая наваждение, и продолжил, – После битвы на Кулишках, когда поступь пушек, тюфяков и пищалей уже было не остановить, когда их голос пел решающую песню победы в любой битве, я расстался с немецким монахом Шварцем, пожелав его имени всего доброго, и с легкой руки некоей дамы, присутствующей здесь, – Он улыбнулся Малке, – Выбрал местом своего нового пребывания Париж, где и поселился у Кладбища Невинных Младенцев под именем нотариуса Николя Фламеля.

– А что, тебе там плохо было? И имя неплохое придумала. Николя – тот же Микулица, а Фламель значит «пламенный», – Обиженно надула губы Малка, – Стараешься, стараешься…

– Да, что ты Сиятельная. Я тебе премного благодарен, а уж за мадам Пернель, тебе особо низкий поклон.

– Это что за мадам? – Встрепенулся Гуляй, – Какой такой поклон?