— Так расскажи мне все, я ведь о себе рассказала.
— Ну, ты знаешь о моем рождении. Я не знал, что Бен мой родной отец, пока не услышал это из уст Стеллы, когда она с ним ссорилась. Я и мать не называл матерью, а тетей Нэн, чтобы не поползли слухи. Хотя люди догадывались, что она — любовница отца. Ее имя, Нандиль, означает «подсолнечник», и она была дочерью вождя.
— Ты — внук вождя? Как замечательно для наших детей и внуков. Тебе есть чем гордиться, Стоун.
— Апачи взяли отца в плен, чтобы получить за него выкуп оружием и сражаться с белыми. Но он показал себя храбрым воином, индейцы полюбили его и отпустили на свободу, Моя мать ушла с ним. Это было тридцать лет назад. Они любили друг друга, но он боялся жениться на ней, потому что люди не любят индейцев, особенно апачей. Если бы его женой стала индианка, ему бы объявили бойкот. Он боялся разорения. И меня боялся признать сыном. Я презирал его за это, называл трусом. Когда я встретил и полюбил тебя, я лучше стал понимать отца. Понял, что любовь — трудная и сложная вещь. Я любил тебя и желал, но боялся сказать тебе об этом. Как отец боялся объявить всему свету, что любит свой Подсолнечник. Когда я покинул дом, я увидел, что люди действительно враждебно относятся к индейцам. Раньше я не хотел этого признать как оправдание для отца.
— Да, любовь моя, у всех нас есть недостатки и слабости. Мы преувеличиваем некоторые вещи для оправдания этих слабостей, это свойственно людям… А почему у тебя такое необычное имя?
— Так назвала меня мать. Отец, когда усыновил меня, записал в документах первую часть имени. Я был усыновлен восьмилетним и обожал отца; когда узнал о его предательстве, возненавидел его, несколько лет мучил и его, и мать, а в шестнадцать убежал из дома. Сначала я жил с народом моей матери, изучил в это время воинское искусство индейцев. Потом заговорила другая кровь, и я ушел в мир белых людей. Перепробовал разные профессии, нередко ко мне плохо относились как к полукровке. Три года я служил на границе Техаса, но апачи заволновались, и я не захотел стрелять в братьев своей матери. Потом началась война, я ушел от своих проблем и был хорошим солдатом. Война не была мне в новинку: я воевал на границе, стал хорошим воином, еще когда жил среди индейцев. Война была частью понятного мне мира. Но мне хотелось чего-то, чего я не знал и еще не понимал, а нашел и понял только тогда, когда встретил тебя, Джинни Марстон. — Он обнял ее и поцеловал, она просияла. — В апреле 63-го года я попал в плен к северянам. Я хотел сохранить свою жизнь. После месяцев тюремного заключения и мучений я стал «гальванизированным янки».
— Мой отец тоже перешел на сторону янки, — сказала Джинни. — Он был взят в плен на реке Стоунз у Марфризборо в начале 63-го. Он служил в военных фортах в этих местах, остался здесь и начал разведку месторождений. Он не захотел вернуться в Зеленые Дубы, где его жена, сочтя его убитым, снова вышла замуж. Ну а после войны что ты делал?
— Меня использовали как переводчика в районах индейских волнений, как разведчика, охранника, проводника. Наконец, два года назад я стал агентом по особым заданиям. Меня выдвинул Уоррен Тернер из департамента правосудия — я с ним тогда познакомился, и он меня приметил и стал давать важные поручения. Работа меня увлекла — я упивался опасностями, риском, победами. Я достиг успеха и наслаждался своей ролью — от меня, полукровки, зависела жизнь белых людей, они повиновались мне. Уоррен, мой начальник, и я стали друзьями. А теперь я послал ему прошение об отставке и пообещал отцу жить на ранчо. Я хочу жить там с тобой, Джинни. Когда-нибудь я унаследую его.
— А как же мой отец и его серебряный рудник?
Стоун думал, что Джинни равнодушна к богатству — оказалось, что нет.
— Пусть он и ведет разработки, если он жив. Или ты организуешь компанию, передашь компаньонам это дело и будешь получать свою долю. Ты ведь сказала, что у тебя карта и заявка сделана на твое имя.
— Если отец погиб, то не надо забывать, что у него был компаньон, Клэйтон Кессиди. Если у него есть где-то семья, то часть месторождения принадлежит ей. Надо найти его родственников. Или убедиться, что никаких родственников у его не было.
Эти слова убедили Стоуна, что Джинни — кристально честная женщина и откровенна с ним.
— Если это дальние родственники, — заметил он, — то, думаю, они не имеют никаких прав. Ты должна стать единственной владелицей. Понадобятся вкладчики, надо найти порядочных людей. Но все это мы обсудим и решим потом. Ложись-ка спать, женщина. Я выскользну отсюда, переночую в другом месте и встречусь с тобой завтра вечером, до твоего обеда с Кэнноном.
— Я немножко боюсь этого обеда. Ну а впрочем, вдруг что-нибудь еще узнаю от него.
— Ты все-таки не очень-то морочь ему голову, не то попадешься.
— Не беспокойся, я буду осторожна. После приезда из Англии я поняла, что полночные тайны бывают очень опасны и мрачны.