Тайны православного Херсонеса

Сохранилось и описание внешности «тюрка». Ему, кстати, в «Саге о Гренландии» уделено больше места, чем кому-либо другому из отряда Лейфа. Что же говорит сага? «Южанин турок» был очень близок, и любим Лейфом, имел «крутой лоб и маленькое веснушчатое лицо с бегающими глазами, он был хлипкий, малорослый, но умел хорошо мастерить. Он умел прекрасно изъясняться по-немецки (по-латыни), знал нормандский и иные языки. О себе утверждал, что родился в краю, где вдоволь винного дерева (винограда) и виноградного вина. Был он весьма общителен и являлся любимцем всего отряда». Какие выводы можно сделать? Во-первых, южанин был весьма образованным человеком. Во-вторых, владел множеством ремесел, в которых викинги были не очень сильны. В-третьих, имел внешний вид южанина, но явно европейца. Веснушки являются чисто европейской отличительной чертой. Родился же он в землях с высоким уровнем земледелия – виноградарства. Так откуда же мог быть таинственный «тюрка» родом? Вспомним, что среди городов Северного Причерноморья именно славился по всей Византии своими виноградными плантациями и своим вином именно Херсонес. К тому же малый рост (относительно огромных гигантов викингов) и черты южанина вполне могли принадлежать именно греку. Кроме того, появление херсонесита в отряде Лейфа вполне объяснимо. Он вполне мог примкнуть к варяжской дружине во время Корсунского похода, а затем же с ними оказаться и на берегах продуваемой ветрами Норвегии. К тому же присутствие «тюрка» в отряде американских первопроходцев, явно, не случайно. Он, судя по всему, пользуется особым расположением Лейфа, готов исполнять обязанности переводчика и специалистам по неизвестным нам делам. Кем же был этот заброшенный в далекие американские края возможный херсонесит? Может талантливым разведчиком, но тогда чьим: русским или византийским? А может, это был один из тех неутомимых искателей приключений, которыми во все времена было богато человечество. Как знать, может, просто-напросто стали ему тесны херсонесские стены, и жажда путешествий увлекла его в далекие северные страны, пока не достиг он неведомой страны Винланд. Имя безвестного «тюрка» бесповоротно кануло в лету, оставив нам лишь краткий штрих его удивительной судьбы. остальное можно лишь предполагать и домысливать.

Но почему иноземца зовут «тюрка» (или «тюрша») ведь о турках, в нашем понимании этого слова, в ту пору и слыхом не слыхивали? Такого народа еще просто не было.

В интересном труде Я. Буриан и Б. Моухова «Загадочные этруски» есть знаменательный образец: «В египетских надписях… говорится о врагах, приплывших из-за моря и угрожавших тогдашней Египетской империи. Это были «морские народы», обитавшие, по всей вероятности, на островах Эгейского моря или на побережье Малой Азии. Выяснилось, что один из этих народов назывался турша (!), что имело особенно важное значение для этрускологов: название «турша», встречающееся в египетских надписях, они отождествляли с греческим названием этрусков «тиррены» и приписывали этрусским мореплавателям неудавшуюся попытку вторжения в Египет…»

Разумеется, эпоха этруссков и эпоха викингов значительно разнесены по времени, но ведь, сколько примеров, когда слова и особенно прозвища живут многие столетия! Мы же для себя выяснили главное: турша – это старинное греческое слово – прозвище мореходов. А это еще раз подтверждает, что наш «тюрка-турша» был, скорее всего, херсонеситом.

Вновь обратимся к трудам академика П. Золина: «Безусловно, в дружину Олава на Руси могли входить многие из тех лиц, которые в конце Х века пошли в поход на Винланд. Трудно это пока доказать, но трудно и отрицать роль Олава Трюггвасона в начале христианизации Норвегии, ее подданных. Что бы еще могло вдохновить Лейфа Эриксона на смелое и опасное путешествие, если бы не королевский указ и знамя новой веры?! Красота, стать и мощь Олава, его особая искусность сказывалась на его подданных».

В одной из поздних редакций «Саги о Олаве Трюггвесоне» монаха Одда однозначно говориться, что Олав способствовал крещению князя Владимира (конуга Вальдемара) и всего возможного участия в Корсунском походе, в последующих поездках по Руси с херсонесскими священниками, обращающими города и деревни в Христову веру. «А когда это было сделано, – гласит сага, – собрался Олаф в отъезд оттуда (т. е. тогда великая слава об Олаве всюду, где он не бывал, не только в Гардах, т. е. на Руси. – В. Ш.), но и во всей северной половине мира…».