Тайны Ракушечного пляжа

Однажды на пути домой мне пришлось целые сутки просидеть в аэропорту Сингапура в ожидании самолета. Ничего страшного, аэропорт был почти как целый город, и там можно было прожить всю жизнь. Я бродил по разным этажам. Повсюду висели огромные плакаты с рекламой какой-то японской машины, и я провел с ними целые сутки. И тогда я задумался о том, сколько народу видит эти плакаты, о сотнях тысяч людей, которые проходят мимо и смотрят на это японское название. Я лежал на скамейке, подложив под голову рюкзак, смотрел на толпу и плакаты и размышлял, каково это — влиять на умы сотен тысяч, миллионов людей. А не на те две сотни, которые прочли мои стихи. Какая власть! Я решил, что, вернувшись домой, стану работать в рекламном бизнесе. Этим я с тех пор и занимаюсь. Двенадцать лет проработал в рекламном бюро, а потом открыл свое дело.

— И это оказалось так же интересно, как ты предполагал? — спросила я.

Он наклонился вперед. Глаза за стеклами круглых очков заблестели.

— Даже лучше. Знаешь, реклама — это как… запретный плод! Грязь. Коммерция. Возможность оказывать влияние, оставаясь невидимым, — это как раз для меня. Мои родители были знаменитыми, но меня это совершенно не привлекало. Мне нравится спокойно ходить по городу, видеть большие плакаты со своими идеями и осознавать, что все смотрят на них, а на меня при этом не смотрит никто.

Кроме того, я делаю кое-что еще, — продолжал он. — Пишу для телевидения. Сочиняю скетчи для ревю. Мыльные оперы. Обучающие программы для предприятий. Все, что угодно. Даже написал текст песни для фестиваля шлягеров.

Теперь подобный род деятельности считается вполне нормальным. Я перестал быть плохим мальчиком. Но в каком-то смысле это лишило мою работу определенной прелести. На днях у меня брала интервью девушка из университета, которая пишет работу о роли полов в мыльных операх. Я предполагал, что она будет смотреть на меня сверху вниз, но ошибся. Она спрашивала меня о том, какие методы я использую в работе, какие провожу исследования и как создаю характеры. И слушала внимательно и серьезно. Девушка явно испытывала ко мне уважение и чуть ли не почтение. Как к старому мастеру какого-то привилегированного цеха. И в чем-то она была абсолютно права. Но тем не менее меня это почему-то злило. В последнее время мне все больше и больше хочется писать нечто совершенно иное. Поэтому я взял ноутбук и отправился на дачу. Жена отвезла меня сюда вместе с запасом еды и пообещала забрать в понедельник. Она сама сейчас ходит на курсы в Копенгагене.

— Так вот почему я не увидела твоей машины.

— Ага, я тут пребываю в полной изоляции, — ответил Йенс со смехом. — Или, вернее, пребывал, — добавил он.

— Я помешала.

— Нет.

Он быстро протянул через стол руку и ненадолго накрыл ею мою.

— Приятно, когда есть с кем поговорить. Я чуть было не начал сходить с ума. То есть я решил, что на самом деле сошел с ума, когда вернулся домой с прогулки и обнаружил, что дверь не заперта. А когда лестница заскрипела и из темноты появилась ты, я чуть не умер от страха.

— Я тебя прекрасно понимаю, — сказала я. — Мне ужасно стыдно. Сама не знаю, почему приехала сюда и вошла в дом. Я была здесь недавно вместе с сыновьями. Мне хотелось показать им эти места. Дачу, где я жила в детстве, пляж, где я купалась. Дом, где жила моя подруга. Ну понимаешь? Мальчикам это, похоже, было не слишком интересно. Как и большинству детей, они просто и представить не в силах, что их родители тоже когда-то были маленькими. Они об этом, естественно, знают, но представить себе и до конца поверить в это все же не могут.

— Да, знаю, — сказал Йенс. — Мама часто рассказывала о своем детстве. А когда я пытался представить ее ребенком, я представлял голову взрослой мамы на туловище маленькой девочки. С маленьким туловищем все было ясно, а вот вообразить другое лицо я просто не мог.

— Для начала надо повзрослеть самому, — сказала я. — Испытать огромные изменения, происходящие с твоим телом и личностью, и только потом начинаешь понимать, что другие тоже меняются. А все, что я рассказывала мальчикам, было для них полной абстракцией. «На этом пляже я сидела и копалась в песке. Тот черный камень был замком, и я рыла вокруг него ров», — и так далее. Думаю, им это доставляло столько же радости, сколько осмотр рунических камней и захоронений викингов. Меня тоже совершенно не интересовало, что было до моего рождения. Это казалось каким-то нереальным. Так что я предвидела их реакцию. Поэтому у нас была запланирована еще и рыбалка. Мы взяли с собой спиннинг Юнатана. Увидев собственную дачу, я ее не узнала. Она так изменилась. Там все перестроили. Участок разбили на куски. На них появилось несколько новых домиков. Но, подойдя к вашему дому, я расчувствовалась. Словно он и был истинным домом моего детства. Ты знаешь, что я всегда мечтала быть членом вашей семьи?

Его темные брови удивленно взметнулись.

— Почему?

— Не знаю. Не из-за того, что вы были знамениты, ничего подобного. Просто у вас было прошлое. Наследие.

— Так ведь и у вас тоже. Наследие есть у всех семей. Хоть и разное.