Тайны раскола. Взлет и падение патриарха Никона

Впрочем, если вспомнить, что от Владимира до Суздаля — рукой подать, то ничего странного в данном факте нет. Суздаль — резиденция почтенного и уважаемого архиепископа Серапиона. Духовник государя — тоже особа почтенная и уважаемая (оттого и упомянут в «цыдулке» на высочайшее имя — см. примечание). Так почему бы трем почтенным и уважаемым архипастырям не сойтись вместе в гостях у самого хворого и не поговорить о наболевшем. Не обязательно в Суздале. 26 января (5 февраля) Никон навестил монастыри Цареконстантиновский, Боголюбов и Покровский в устье реки Нерли, 28 января (7 февраля) по пути в Юрьев-Польский — Свято-Успенский Косьмин монастырь у села Небылое на реке Яхроме (здесь отстоял обедню). В келье любого из них три духовных лица могли уединиться на часок-другой. Но, скорее всего, историческая встреча состоялась во Владимире, и именно ожиданием Серапиона Суздальского можно объяснить длительное проживание в нем Никона, истратившего солидную сумму на подаяние нищим и монашеским братствам окрестных монастырей.

Перед патриаршим «кормлением» восьмидесяти восьми рождественских иноков, похоже, и застигла первосвятителя новость о прибытии суздальского архиерея. Тут же втроем и обсудили наболевший вопрос — надвигающуюся войну с Польшей. Все знали, что 26 декабря (5 января) туда помчался гонец по фамилии Мордасов с официальным запросом, где и как польская сторона намерена рассмотреть с русскими великими послами претензии Москвы. А неофициально — сыграть в русскую рулетку: прощупать, как отнесутся к нему поляки — вежливо или грубо? Отпустят на родину или посадят под замок?

От реакции Варшавы зависело не только, поедут ли послы на запад, но и сроки объявления войны Речи Посполитой. В случае ареста курьера Боярская дума соберется по сему поводу уже этой весной. Какую позицию займут «боголюбцы», гадать не приходилось: конечно же, крайне отрицательную! И патриарх сам же за полгода до того серьезно укрепил их позиции. Теперь он торопился разными средствами ослабить соперников. И для начала попробовал убедить двух умудренных жизнью ветеранов движения не возмущаться и не протестовать против войны, позволить России воспользоваться уникальным шансом, сулящим скорое освобождение Смоленска. Судя по всему, аргументы патриарха нашли понимание и у Ванифатьева, и у Серапиона Суздальского (вот она истинная «неначаемая радость»!), хотя архиепископ до кризиса, разразившегося через месяц, не дожил (православная церковь чтит память архиерея 25 февраля). Ну а благовещенский протопоп обещанное исполнил и в кульминационный момент ни во что не вмешивался.

В ночь на 28 января (7 февраля) Никон покинул Владимир и в объезд, через Юрьев-Польский, где в соборной церкви приложился к образам, Александрову Слободу, вечером 29 января (8 февраля) приехал в Троице-Сергиеву лавру. Отслушав всенощную и отслужив наутро обедню, за казенный счет отпотчевал обедом братию (архимандрит, два келаря, казначей, двадцать два попа, семь дьяконов, триста двадцать пять старцев, включая и восемь соборных) и к исходу 30 января (9 февраля) возвратился в Москву, из которой уехал 22 января (1 февраля). Резонно поинтересоваться причиной остановки в Троице. Не для беседы ли на ту же актуальную тему с архимандритом Андрианом, келарем Симоном Азарьевым, казначеем Калинником и келарем в отставке Александром Булатниковым?!

Легендарный инцидент с «памяткой», «ядом», который «отрыгнул» Никон, потряс Москву примерно через три недели, в Великий пост 1653 г., и с XIX столетия неизменно изучается историками с точки зрения реформы православных обрядов, якобы стартовавшей тогда же. Особняком стоит версия Лобачева СВ., считающего, что Аввакум, сочиняя «житие», за давностью лет перепутал ход событий и датировал Никоновы нововведения 1653 г. по ошибке. Реально же перемену в обрядах патриарх обнародовал на соборе весной 1654 г. А Неронов с единомышленниками в опалу угодил за чрезмерно независимую проповедческую деятельность вообще и непокорность Никону, в частности. Эта новая концепция призвана устранить изъяны традиционной трактовки, не объясняющей главное: во-первых, почему с группой Неронова расправились очень жестко, даже жестоко летом 1653 г., если обрядовая реформа и критика ее «боголюбцами» имели место ранней весной того же года? Чего выжидал Никон? Во-вторых, почему «нижегородцев» высылали из Москвы, вменяя им в вину дисциплинарные проступки, а не сопротивление преобразованиям патриарха?